«Пёсий двор», собачий холод. Тетралогия (СИ)

— «Безумие», сочините тоже! Тьфу. Вечно вы глупости с умным видом говорите. Это нервное, конечно, нервное, но чтобы безумие? Не смейте мне отвечать, вот просто не смейте! Ваши обыкновенные шуточки сейчас для меня островаты, возможно несварение. Кстати, несварение у вас и есть. Желудочные колики. Отравились вы для общественности, понятно?

За’Бэй сделал несколько глубоких вздохов, стараясь выбросить из головы всё, что в ближайшие полчаса только помешает, и развернулся к двери. В конце концов, если решать проблемы в естественной очерёдности, жизнь имеет все шансы столь же естественно наладиться.

— Господин За’Бэй… Мне бы очень не хотелось выходить к большому скоплению людей, потому что, стоя перед внимающей толпой, я слышу выстрел.

— Но выходили же вы эти две недели!

— Выходил. А сегодня никак не могу себя пересилить. И, боюсь, дальше будет только ху…

— Прекратите, — громыхнул За’Бэй дверью так, что на мгновенье оглох сам.

Как родному обрадовался солдату из караула, распорядился к графу не пускать никого. Вообще никого — даже господина Туралеева, если он вдруг перестанет симулировать роды супруги и ни с того ни с сего явится в Управление. Думал завернуть в кабинет Приблева, но пожалел времени и собственных нервов. Естественная очерёдность проблем, естественная очерёдность! Сначала отменить слушания, а там, может, и успокоиться удастся — не рыдать же у Приблева на плече, суть дела излагая.

А Приблев-то наверняка сам симулирует роды супруги господина Туралеева, он к тому имеет касательство.

Стоило За’Бэю спуститься на этаж, как до него донёсся не самый обнадёживающий шум.

— Двое таки подрались, — ответил на незаданный вопрос пузатый секретарь с головой-шариком. — Из простого народа, не из главных, конечно, фигурантов.

— И на том спасибо. Господина градоуправца уже проклинают?

— Вполруки, друг друга им проклинать пока что интересней. Но если сегодня вопрос не уладить, с них станется драку прямо у нас устроить. И уж простите, господин За’Бэй, но отмена неагрессии не означает ведь, что драки приемлемы!

— А я думал, в Конторском приличные люди живут, — без души усмехнулся За’Бэй.

Усмехаться тут нечему: благими намерениями господина Туралеева слушание это всё переносилось и переносилось, так что и пустяк бы раздулся в катастрофу. А тут совсем не пустяк, а землепользование. Когда расстрелы, аресты и нехватка ресурсов отодвигаются в тень, наступает время землепользования и прочей прозы, которая отнюдь не так пресна, как издалека чудится — вон, дерутся даже.

И За’Бэй вовсе не был уверен, что сможет сейчас утихомирить почти двести человек, упросить их ещё обождать. Простыми поклонами не отделаешься, им бы слово дать. Или лучше самому сказать, они-то от споров друг с другом охрипли без того, но какой толк говорить, когда вердикт всё равно градоуправец выносит?

Ох, симуляция родов супруги господина Туралеева! Тот бы нашёл способ извернуться, ему не впервой. Вывел бы им каких-нибудь экспертов с независимым суждением, чтобы — если уж вердикт откладывается — хоть по содержанию разговор был. Вроде как настоящее слушание, но предварительного характера. Могло бы и сойти за выход из положения.

Мимо прошмыгнул с пустыми подносами официант «Петербержской ресторации» — Управлению, как и Городскому совету прежде, своя кухня без надобности, когда такое заведение под боком.

За’Бэя озарило: Гныщевич!

Что «Гныщевич», он додумывал на лету. Короткий путь перегородили работы по установке тех самых пергол, зато небольшой крюк позволил прямо с улицы разглядеть, что Гныщевич всё ещё в «Петербержской ресторации». От вышколенных официантов За’Бэй отмахнулся, прошёл так, чтобы попасть Гныщевичу в поле зрения и показал старый их условный знак. Переводился он наподобие морского «полундра!» — точнее никто из них бы не объяснил. Зародился, конечно, из-за редких, но неприятных проверок общежития: у Гныщевича вот нож был, неагрессией запрещённый, сам За’Бэй тоже кое-что незаконное иногда держал в комнате. Да и вообще — мало ли у студентов ситуаций, когда лучше жестом подозвать, чем вслух.

Гныщевич условному знаку эпохи Академии удивился, но утвердительно прикрыл глаза, побарабанил пальцами по скатерти и с чем-то по-хозяйски обратился к своим промышленникам. Тогда За’Бэй выдохнул, отдался в руки вышколенному официанту, смирно расположился за столом и заказал бокал вина и газовую воду.

— Qu'est-ce qu'il y a? — Гныщевич подсел к нему уже через минуту.

— Спасай отечество, сосед.

— Всегда рад, но срочное ли дело? Мои тугодумы только-только уразумели belles perspectives одного прожекта…

— Срочное! Такое срочное, что уж неделю как просрочено.

— Излагай, — напружинился Гныщевич.

— Ты про главный спор Конторского района слышал? О доме, который снарядом разворотило?

— В общих чертах. Отстраивать или не отстраивать, на чьи средства, в каком виде. Всё как везде, где снаряды падали.

— Не как везде, «везде» столько скандалистов нет. Они же конторские — сознательные и неравнодушные, крючкотворствовать натасканы. И у барона Репчинцева там интерес.