Он был стар и одинок. Безжалостно израсходовав всё, что ему полагалось от бесценной ленты жизни, её оставшуюся часть он решил провести тихо и мирно в таком же старом доме, как и он сам, в ожидании неизбежного конца. Деревушка, где жил старик, была маленькая и полупустая, когда он туда пришел и как там поселился, не помнил никто, он был угрюм и молчалив, не общался ни с кем, «здравствуйте» и «до свидания» были порой его единственными словами за весь день. И люди отвечали ему тем же, недолюбливали, сторонились. Старость не радость, а с одиночеством в паре – просто беда. Его дом с покосившейся крышей был на самом краю деревушки, у самого берега океана, дюна, на которой он стоял, была сильно подточена волнами и грозила обвалиться в любое время. Местная молодёжь уходила на заработки в город и оставалась там и только летом вспоминала родителей, посылая внуков на каникулы к своим старикам. Одной из них и была Элена, маленькая светлая девочка с глубокими, не по-детски выразительными глазами цвета самого океана. Вот и сейчас она идёт босиком по песку с маленькой плетёной корзинкой в руке, накрытой внутри цветным вышитым платочком, она идёт и поёт песню, которую сочиняет сама на ходу, про океан, про чайку, которая ищет своих друзей, пропавших в бурю. Песенка получается неуклюжей, и это раздражает её. Гневно тряхнув белокурыми кудрями, начинает заново и снова пробует, ища подходящие слова и мелодию.
Серая чайка, верная спутница моря,
Больше нет твоих добрых друзей.
Ты мечешься, ты кричишь от боли и горя,
Жить у моря без них тебе стало трудней.
У старика была странная привычка каждое утро выходить на берег океана к восходу солнца и играть на старой, потускневшей от времени медной трубе. Он аккуратно открывал потёртый от времени кожаный футляр, осторожно вынимал по-старчески плохо слушающимися руками дорогой его сердцу инструмент и, набрав как можно больше воздуха в лёгкие, играл на нём гимн восходящему светилу. Эту мелодию выдумал он, когда был молодым и состоял в городском оркестре моряков, она была торжественной и пафосной, но она нравилась солнцу, и оно улыбалось ему, нежно лаская своими первыми лучами его седую голову. Его суровое обветренное лицо моряка с многочисленными шрамами, глубокими морщинами прояснялось, разглаживались надутые восковые щеки, которые ещё сильнее вдували воздух в трубу, чтобы она звучала восторженнее и громче. Ворчун океан из зависти иногда заглушал звуки трубы шумом волн, но даже ему было не под силу переиграть упрямого старца. Лишь только тогда, когда солнце полностью выходило из воды и висело красным шаром над океаном, он отходил от моря и садился на полузарытый в песок обломок старого немецкого дзота, оставшегося после войны, и долго смотрел туда, где небо и океан сливаются в горизонт, время от времени улыбаясь, вспоминая что-то из прошлых дней своей молодости. Жители деревни привыкли к звуку трубы по утрам и называли его старым чудаком, смеялись над ним, подшучивая с издёвкой.
– Здравствуй, Герман!
– Это ты, Элена, здравствуй, – отозвался он, прищуривая подслеповатые серые глаза.
– Я принесла тебе немного козьего сыра и молока с хлебом, ты ещё не завтракал, непослушный старик? – нахмурив брови и сделав деланно строгое лицо, спросила она.
– Спасибо, доброе сердце, я знал, что ты скоро придёшь.
– Ты должен пить молоко, я проверю, – не менее строгим голосом продолжала она. – Я видела передачу, где говорили, что у пожилых людей не хватает витаминов и кальция, из-за чего у них становятся хрупкими кости.
Старик продолжал смотреть на океан, его лицо стало вдруг безучастным и холодным, серые выцветшие глаза, казалось, превратились в две льдинки.
– Ты знаешь, Герман, когда я вырасту, я выйду замуж, мой муж будет моряк, как ты, я буду сидеть на берегу и ждать каждый вечер его возвращения.
Старик внезапно засмеялся приглушённым смехом, который вскоре перешел в сухой кашель с одышкой.
– Ты смеёшься надо мной?
– Нет, Элена, я старый и больной, всему есть начало и конец, и в один день я уйду навсегда. Есть на другом краю океана страна, Индия называется, там люди верят в реинкарнацию: в то, что человек, умирая, превращается в кого-нибудь другого. Если это правда, то я превращусь в чайку и буду продолжать рыбачить, прилетать на берег и любоваться маленькой Эленой.
– Не умирай, старик, я не хочу, чтобы ты стал чайкой, я хочу, чтобы ты жил долго-долго, как океан, – прислонилась она к его плечу. – Кому ещё я буду рассказывать мои глупости?
– А я – мои! – воскликнул старик, и они оба засмеялись весёлым смехом, как смеются только дети, а с ними вместе смеялось солнце и океан, и им было всем хорошо и тепло как никому на свете.