Проживающий в Петербурге монах по имени сир Кайо, который вёл беспутную жизнь, послужил образцом, чтобы одевать всех на его манер. Царь был доволен тем впечатлением, которое поведение этого монаха-католика могло вызывать у католиков. Он решил ввести этого монаха в состав шутовских кардиналов, но тот отказался от этого вследствие настойчивых просьб Кампредона, являвшегося полномочным министром Франции при русском дворе.
Что такое, в самом деле, всепьянейший и всешутейший собор Петра Великаго? Если бросим строгай, внимательный и испытующей взгляд на всепьянейший собор, то более чем неблаговидное название это, гласно данное Петром Великим потешному своему учреждению, наводит нас на вопрос: может ли быть, чтобы столь мудрый государь без всякой дальней мысли, или без тайной какой-либо высокой цели, дал такое позорное название публично учреждённому им заведению? Может ли быть, чтобы он гласно учредил таковое общество, будто бы для того единственно, «чтобы дать простор своему широкому разгулу» и не было ли это заведение смехотворною маскою или «харею» для сокрытия под нею глубоких политических видов?
Этот комический праздник назывался Собором. Царь учредил его несколько лет тому назад по различным политическим соображениям и находил удовольствие в том, чтобы время от времени отмечать этот праздник. На празднике в виде гротеска изображалось то, что происходит в Риме в конклаве при провозглашении папы римского. Цели этого праздника сводились к одному. Первая и главная состояла в том, чтобы представить в смешном свете патриарха и вызвать презрение у народа к сану патриарха, уничтожить который в своей стране этот государь имел веские причины. Другая состояла в том, чтобы внушить своим подданным неблагоприятное впечатление о папизме и об основных положениях римского духовенства и тем самым подорвать авторитет папы с тем, чтобы высмеять тем самым и патриарха московского. Это вытекало из стремления этого умного и смелого государя подорвать влияние старого русского духовенства, уменьшить это влияние до разумных пределов и самому стать во главе русской церкви, а затем устранить многие прежние обычаи, которые он заменил новыми, более соответствующими его политике.
Иноземные наблюдатели готовы были видеть в этих безобразиях политическую и даже народовоспитательную тенденцию, направленную будто бы против русской церковной иерархии и даже самой церкви, а также против порока пьянства: царь-де старался сделать смешным то, к чему хотел ослабить привязанность и уважение доставляя народу случай позабавиться, пьяная компания приучала его соединять с отвращением к грязному разгулу презрение к предрассудкам. Трудно взвесить долю правды в этом взгляде; но всё же это – скорее оправдание, чем объяснение.
Есть основания полагать, что все эти комические церемонии содержали намек на какую-то из церемоний, которую хотели высмеять, соблюдавшихся при возведении в сан русского патриарха.
Взглянем на самыя действия столь замечательнаго и забавнаго собора, на торжественное избрание новаго князя Папы, на шутовской брак одного из членов и на другия подобныя, публично совершавшияся, сцены. Хотя с изобилием истощались, свойственно пиршеству, разные увеселительные напитки, но и здесь нельзя найти ничего укорительнаго, что бы могло унизить Петра Великаго до «широкаго, грубаго разгула». Посмотрим на выдумку отважнаго пародирования римской иерархии, где Пётр Великий, среди всех лиц, как бы с намерением скрыть свою личность, избрал для себя низшую степень протодиакона. Эта черта ясно доказывает, что он избрал низшее для себя звание не для простора «своему широкому разгулу», а для того, чтобы незаметно следить за ходом действий мнимых иерархов, а вместе и за впечатлениями, какия сделал этот собор на зрителей, в особенности иностранных.