Или, бывало, на первой неделе великого поста его всешутейшество со своим собором устроит покаянную процессию: в назидание верующим выедут на ослах и волах или в санях, запряженных свиньями, медведями и козлами, в вывороченных полушубках. Раз на масленице в 1699 г. после одного пышного придворного обеда царь устроил служение Бахусу; патриарх, князь-папа Никита Зотов, знакомый уже нам бывший учитель царя, пил и благословлял преклонявших перед ним колена гостей, осеняя их сложенными накрест двумя чубуками, подобно тому как делают архиереи дикирием и трикирием; потом с посохом в руке «владыка» пустился в пляс. Один только из присутствовавших на обеде, да и то иноземный посол, не вынес зрелища этой одури и ушёл от православных шутов. Серьёзнее был ропот в народе, среди которого уже бродила молва о царе-антихристе; но и с этой стороны надеялись на охранительную силу кнута и застенка, а об общественной стыдливости в тогдашних правящих сферах имели очень слабое помышление. Да и народные нравы если не оправдывают, то частью объясняют эти непристойные забавы. Кому неизвестна русская привычка в весёлую минуту пошутить над церковными предметами, украсить праздное балагурство священным изречением?
Стоило царю учредить типографии, как они воспользовались оными, дабы распространять пасквили, в коих объявляли его Антихристом, в доказательство чего приводилось обрезание бород и рассечение мертвых тел в Академии. Однако один из монахов корысти ради опроверг сии поношения и доказал, что Пётр не Антихрист, поелику в имени его не содержится число 666. Сочинитель пасквиля был колесован, а автор опровержения стал епископом Рязанским.
Если предположить, что Пётр хотел насмеяться над патриаршеством, то надобно предположить, что он хотел насмеяться и над своею собственною царскою властию, потому что у него был и шутовской пресбургский король (князь Ромодановский), впоследствии кесарь; со смертию старика Зотова шутовское патриаршество упразднилось, но остался князь-папа в соответствие князю-кесарю.
…При праздновании в Москве Полтавской победы, на Царицином лугу был выстроен громадный деревянный дворец. В зале для приёма Ромодановский восседал на троне, окружённый главнейшими придворными сановниками, и приглашал вождей победоносной армии представить ему донесение о ходе и счастливом окончании битвы. Шереметев подошёл первым. «По милости Божьей и счастью Вашего кесарского Величества я уничтожил шведскую армию». За ним следовал Меншиков. «По милости Божьей и счастью Вашего кесарского Величества я взял в плен при Переволочной генерала Левенгаупта с его армией». Пётр подошёл последним. «По милости Божьей и счастью Вашего кесарского Величества я победоносно сражался при Полтаве со своим полком». Всегда соблюдая установленные формы обращения, Пётр лишь один раз забылся и написал кесарю: «Зверь, долго ли тебе людей жечь? Перестань знаться с Ивашкой (т. е. пьянствовать), быть от него роже драной». На это письмо князь-кесарь резко ответил: «Пусть те, у кого много досуга, кто убивает его по чужим краям, ведут знакомство с Ивашкой, у нас же дело поважнее, чем напиваться вином: мы, что ни день, купаемся в крови».
Князь Фёдор Юрьевич Ромодановский и Фёдор Матвеевич Апраксин были в одном месте. Князь Ромодановский, вследствие обычной необразованности, сперва напал на Апраксина с сильными ругательствами, потом готов был ударить его палкой, которую держал в руках; Апраксин, человек благороднейшего характера, раздраженный таким непристойным и грубым обхождением, обнажил палаш, и грозил убить его, если он не уймется. Ромодановский ужаснулся от такого неожиданного и смелого намерения, и обняв колена Апраксина, просил прощеная и напоминал, что он не враг ему, а друг и брат. Ромодановский жесток с бедными и робок с отважными.
В пародии церковных обрядов глумились не над церковью, даже не над церковной иерархией как учреждением: просто срывали досаду на класс, среди которого видели много досадных людей.
Государь всегда был ревностным исполнителем предписаний Божественных законов. Он не позволял по Воскресеньям работать, говоря:
– Трудящийся против закона Божия никогда не поспеет.
О священном писании Ветхого и Нового завета отзывался с крайним благоговением и говорил так: