Между прочим, его величество великую охоту к строениям имел. Он построил при себе хоромы на Воробьёве, которое место больше всех подмосковных жаловал; и оные ещё до сих пор видимы, хотя прочие строения оного дому от неприсмотра сгнили и развалились. В Москве хотелось ему прилежно каменного строения размножить и для того приказал объявить, чтоб припасы брали из казны, а деньги за оные платили в десять лет. По которому многие брали и строились. При нём над кирпичными мастерами был для особливого смотрения Каменный приказ учреждён и положена была мера и образцы, как выжигать. Не меньше надзирали и в мятье глины, но чтобы кто своей работы не отпёрся, велено на десятом кирпиче каждому мастеру или обжигальщику свой знак класть. Камень белый также положен был только трёх великостей, каков продавать и мельче возить было запрещено, разве б кто особенно кого для потребы мельче привезти подрядил. Для которого учреждён был специальный Каменный приказ, и для произведения оного дано было довольное число денег, на которые б, заготовив довольство припасов, по вышеписанному для строения в долг раздавать. Но как в прочем, так и в сём добром порядке за недостатком верности и лакомством временщиков припасы в долг разобрали, а денег ни с кого не собрали, ибо многим по прошениям их государь деньги пожаловал, и взыскивать не велел. И таким образом оное вскоре разорилось.
Записи о его личных распоряжениях только с апреля 1681 г. по апрель 1682 г. (т. е. по кончину) содержат указы о строительстве 55 объектов в Москве и дворцовых сёлах, каждому из которых царь дал точную архитектурную характеристику «против чертежа», причём время от времени менял детали проектов. Указы о срочных работах на новых объектах отдавались 7–9 раз в месяц; неудивительно, что с весны 1676 по весну 1681 г. в Москву неоднократно вызывались каменщики и кирпичники из других районов.
Кремлёвский дворец, включая хоромы членов царской семьи и дворцовые церкви, мастерские палаты (начиная с Оружейной), комплекс зданий приказов, – всё было перестроено и возведено вновь в царствование Фёдора Алексеевича, соединено галереями, переходами и крыльцами, богато и по-новому изукрашено. Пятиглавые каменные храмы на Пресне и в Котельниках, колокольня в Измайлове, ворота в Алексеевском, два каменных корпуса под Академию на Никольской и ещё десятки каменных зданий были результатом трудов юного государя.
Как отец сего государя великий был до ловли зверей и птиц, так сей государь до лошадей был великий охотник и не только предорогих и дивных лошадей в своей конюшне содержал, разным поступкам оных обучал и великие заводы конские по удобным местам завёл, но и шляхетство к тому возбуждал. Чрез что в его время всяк наиболее о том прилежал, и ничем более, как лошадьми хвалился. При конюшне его величества славный берейтор и в великой милости был Тарас Елисеев сын Поскочин.
Быт государя был заполнен полезными занятиями не менее чем его рабочие часы. Он много читал, получая дарственные экземпляры на разных языках от авторов и выписывая новые книги… Любители музыки хорошо знакомы с его песнопением «Достойно есть». Возможно, Фёдор Алексеевич оставил след и в инструментальной музыке – по крайней мере, клавикорды, орган и другие «струменты» были в его комнатах с раннего детства. Станковой живописью придворных художников были увешаны в его царствование чуть ли не все помещения Кремлёвского и пригородных дворцов: царь умел ценить и вознаграждать труд мастеров и сам имел дело с красками, заказывал художникам определённые сюжеты и композиции.
Сей государь при отце своём учён был в латинском языке старцем Симеоном Полоцким. И хотя во оном языке не столько, как брат его большой, царевич Алексей Алексеевич, был обучен, однако ж чрез показание оного учителя великое искусство в поэзии имел и весьма изрядные вирши складывал. По которой его величества охоте псалтырь стихотворно оным Полоцким переложена, и во оной, как сказывают, многие стихи, а особенно псалмы 132 и 145 сам его величество переложил, и последний в церкви при нём всегда певали. А также его величество и к пению был великий охотник, первое по партиям и по нотам четверогласное и киевское пение при нём введено, а по крукам греческое оставлено.
Весьма часто певал он сам на клиросе и исправлял должность регента…
И был он достойный брат Петру Великому