Царь Феодор Алексеевич, сидя на престоле российских государей, преодолевая препятствие слабого своего здравия, царствовал, умножая ежедневно благоденствие своего отечества, не имев ни жестокосердия, заглаждающего и самые великие дела монархов, ни мягкосердия, отклоняющего скипетр от правосудия и отверзающего злодеям пути к нарушению общего спокойства и безопасности. Был хранитель правосудия, любитель наук, покровитель бедных, решитель перепутанных тяжб, истребитель разорительной одежды, сего суетного малоумных людей украшения, искоренитель местничества, вместо заслуг отечеству почитающих бесполезное роду человеческому своё родословие, облегчитель народных тягостей и уменьшитель дороговизны, которая главный источник народного злоденствия, украситель красноречия цветами, из российского языка рождёнными, ибо тогда язык наш ещё не был нашпигован ни немецкими, ни французскими словами, а россияне во дни его не старалися ни в немцев, ни во французов претвориться, но исправиться, просветиться и быти достойными подлинниками, а не слабыми, смешенными и колеблемыми сообразованиями чужестранцам, собственными своими гнушаяся почтенными качествами; ибо не думали ещё тогда, как ныне некоторые думают, того, что посыпание на голове сей пшеничной муки, которую мы пудрою называем, уподобляет нас прочим европейцам, ибо прочие нашея света части жители, не пудрою, но науками от азиятцев, африканцев и американцев отличаются. Бредят люди, проповедовающие то, что мы до времён Петра Великого варвары или паче скоты были, – предки наши были не хуже нас, а сей последний царь в нашей древности был достойный брат Петру Великому.
Бредят люди, проповедывающие то, что мы до времён Петра В. варвары или паче скоты были; предки наши были не хуже нас; а последний царь Феодор в нашей древности достойный был брат Петру В. И не было другова Россиянам превращения, как вопят новомодныя невежи, наслышавься от чужестранных, которым они сами о себе такую подлость натолковали, кроме сея, что сии сумазбродныя толкователи превращены стали; ибо они из человеков ненапудренных, действительно, в напудренную превратилися скотину.
Ещё дед, а потом отец Феодора, усматривая великое зло, проистекавшее от местничества, помышляли о прекращении его. Чего державные предки Феодора не могли исполнить в течение более полувека, то он совершил в весьма короткое время своего царствования. Но слава такого подвига, без сомнения должна быть разделена с Голицыным, который, хотя сам происходил из дома великих князей литовских, однако презирал закоснелыя мнения своих соотечественников и пустые предразсудки, будто знатность и порода предков составляют достоинство их – первый подал совет о уничтожении местничества.
Важнейшим делом князя Василия Голицина при Феодоре было уничтожение местничества, оно тем более достопамятно, что Голицын обнаружил при этом случае столько же ума, сколько и безкорыстия: с отменою родословных расчётов он терял едва ли не более других, потому что род его принадлежал к числу знатнейших по службе.
Местничество вытекло из родовых начал, которыя господствовали когда-то в отношениях удельных князей; удельныя владения уничтожились, но понятия о старшинстве как городов, так родов и, наконец, лиц в одном роде, сохранились; члену старейшаго рода «не доводилось» сидеть за столом царским ниже члена одного из младших родов; старшему родичу нельзя было находиться в войне под командою родича младшаго. А кто по ошибке, нерадению или недостатку твёрдости уступал свое место младшему, тот унижался, делал «потерьку» не только себе, не только прямому своему потомству, но всему своему роду, так что раз обойдённый навсегда был унижен. Поэтому понятно, отчего предки наши так дорожили старшинством своим, своим местом; почему они, будучи не соответственно понятию о старшинстве назначены в войско, убегали с поля сражения, почему сказывались больными, чтоб не сидеть за царскими столом ниже некоторых фаворитов, а когда их приводили за стол силою, то вырывались, со слезами протестовали, прятались под лавку и т. п.