Пётр Великий в жизни. Том второй

Этот случай достаточно показывает, как человечно смотрел великий Преобразователь России на плотское согрешение… Кроме духа времени этому воззрению способствовали собственные склонности монарха. Всем известно, что телесная крепость и горячая кровь делали его любострастным. Может быть, что заграничные путешествия ещё более развили в нём этот – если не порок, то недостаток… «Впрочем, – так думает князь М. М. Щербатов, – если б Пётр в первой жене нашёл себе сотоварища и достойную особу, то не предался бы любострастию; но, не найдя этого, он возненавидел её и сам в любострастие ввергнулся… Пётр довольствовал свою плоть, но никогда душа его не была побеждена женщинами… среди телесных удовольствий великий монарх владычествовал».

Семевский М.И. Тайный сыск Петра I. Смоленск. «Русич»., 2001. С. 380-381

В то время отец и мать за убийство законного ребенка подвергались лишь церковному покаянию, но убийство «зазорного младенца» каралось смертью.

Е. Оларт. Петр I и женщины. М., 1997. С. 50

Между тем царь Пётр уже охладел к Марье Даниловне; первая по времени назначения в России камер-фрейлина была для него не более, как предмет временной преходящей любви, подобно Анны Монс, Матрены Балк, Авдотьи Чернышевой (по словам Вильбоа, беспорядочным поведением своим имевшей вредное влияние на здоровье Петра), Анны Крамер, княгини Кантемир и многих других. Только любовь к Катерине Алексеевне, обратившаяся у Петра в привычку и всеми средствами поддерживаемая Меншиковым, оставалась в прежней силе.

Семевский М.И. Тайный сыск Петра I. С. 375

Считают, что Гамильтон вступила в любовную связь с царским денщиком Иваном Орловым, чтобы вернуть венценосного любовника и опять завладеть его сердцем. Царские денщики неотлучно находились при царе и исполняли обязанности его личных секретарей. Нередко они становились самыми близкими друзьями государя. Таким образом, Мария Гамильтон могла знать обо всём, о чём думал царь, кем был увлечён и к кому испытывал особо сердечные чувства. Простой и недалёкий Иван рассказывал любовнице все государевы секреты. Гамильтон и Орлов встречались тайно. Их связь продолжалась несколько лет. В 1716 году царь с супругой ехали в Европу. Любимая фрейлина царицы и денщик Орлов отправлялись за границу в царской свите. Путешествие было долгим, и Пётр часто приказывал останавливаться на день, чтобы беременной Екатерине Алексеевне можно было отдохнуть. Придворные не теряли времени. Они развлекались, пили и заигрывали с местными девицами. Не остался в стороне и Иван Орлов. С каждым днём он становился равнодушнее к Марии, часто оскорблял её и даже избивал. Та, чтобы как-то задобрить возлюбленного, стала красть драгоценности царицы и, продавая их, покупала Орлову дорогие подарки. «В благодарность» грубый и заносчивый Иван избивал любовницу ещё сильнее.

Сардарян А.Р. 100 великих историй любви. С. 36-37

Сама она потом призналась: «Будучи при государыне, царице Екатерине Алексеевне, вещи и золотые (червонцы) крала, а что чего порознь, не упомню, а золотых червонных у ней, государыни царицы, украла же, а, сколько, не упомню, и из этих червонцев денщику Ивану Орлову дала триста червонных, будучи в Копенгагене; да перстень с руки, да рубахи, а это всё (т.е. перстень и рубахи) давала из своего, а не из краденого, а иным никому из тех вещей не давала».

Е. Оларт. Петр I и женщины. М., 1997. С. 50

Марья Даниловна, подобно Екатерине Алексеевне, должна была употребить все способности своего женского ума и влюбленного сердца, чтоб удерживать непостоянного Ивана Орлова от поступков ветреных. Она ревновала его к Авдотье Чернышевой, дарила его государыниными деньгами, одаривала собственными вещами – и всё-таки возникали ссоры. Любовники зачастую вздорили. Пётр Алексеевич бивал тех, которые не умели молчать о его интересах, но не трогал своей хозяйки. Иван Михайлович был гораздо проще, не был так деликатен и зачастую бивал свою хозяюшку. Любовники зачастую вздорили. Причинами ссор и драк, без сомнения, были со стороны Гамильтон – негодование на беспутство и пьянство Орлова, со стороны Орлова – ревность.

«В Голландии был я у Бранта в саду пьян, – каялся впоследствии в собственноручном письме Орлов, – и побранился с Марьею, и называл её б…, и к тому слову сказал Пётр Балк, «что взбесился ты, какая она б…?» – «Чаю, что уже троих родила», – отвечал я и более того нигде её, Марью, не попрекал».