«После того я ещё её бранил и пьяной поехал в тот же день в Амстердам, с Питером-инженером, и, приедучи в Амстердам, ввечеру бранил её при Филиппе Пальчикове, при Александре подьячем и называл её б…, а ребятами не попрекал». «А на другой день сказал Пётр-инженер: “Ты её попрекал”. И я к ней писал грамотку и просил прощения у неё; и она в том просила у государыни-царицы милости на меня, чтоб я её уличил, ведая то, что я не ведал (про робят); и она мне нигде не сказывала про робят никогда, и я её нигде больше не попрекал робятами».
«Когда (бывало) и осержусь в ревности, то её бранивал и называл к..... и бивал, а робятами не попрекивал и в том шлюсь на неё».
Царь, предаваясь плотским забавам, однажды вспомнил о бывшей фаворитке и как-то ночью прошёл в её опочивальню. Вскоре Мария поняла, что ждёт ребёнка. Надевая широкие платья и притворяясь нездоровой, она долго скрывала своё положение. Уже в России девица Гамильтон родила сына. А наутро во дворце нашли тело мёртвого младенца, завёрнутое в одеяло.
Чтобы спасти себя от позора, она собственными руками задушила младенца.
Совершено было задуманное преступление около 15 ноября 1717 года. Приведём рассказ свидетельницы злодейства, – служанки камер-фрейлины Гамильтон; рассказ этот, при всей безыскусственности и простоте, прямо переносит на место преступления и ставит лицом к лицу с убийцей.
«Месяц спустя, – показывала впоследствии Катерина Екимовна Терновская, – после приходу из Ревеля, Марья Гамонтова родила ребёнка; про то я ведала, а именно таким образом то делалось: сперва пришла Марья в свою палату, где она жила, ввечеру, и притворила себя больною, и сперва легла на кровать, а потом вскоре велела мне запереть двери и стала к родинам мучиться; и вскоре, встав с кровати, села на судно и, сидя, младенца опустила в судно. А я тогда стояла близ неё и услышала, что в судно стукнуло и младенец вскричал; тогда я, Катерина, охнула и стала ей, Марье, говорить:
– Что ты, Марья Даниловна, сделала?
– Я и сама не знаю, – отвечала та, – что делать? Потом, став и оборотясь к судну, Марья младенца в том же судне руками своими, засунув тому младенцу палец в рот, стала давить, и приподняла младенца, и придавила. Тогда я, Катерина, заплакав, паки стала ей говорить:
– Что ты, Марья Даниловна, делаешь?
– Молчи, – отвечала она, – дьявол ли где тебя спрашивает?
Придавив ребёнка, Марья вынула и обернула его в полотенце.
– Возьми, Катерина, – сказала она мне, – отнеси куда-нибудь и брось.
– Не смею я этого сделать, – отвечала я.
– Когда ты не возьмёшь, – сказала Марья, – то призови своего мужа».
Был уже поздний час ночи; родильница, в изнеможении от телесной боли и душевной муки, опустилась на постель. Легла спать и встревоженная служанка. На другой день, по прежнему приказу Марьи Даниловны, Катерина пошла и прислала к ней мужа своего, первого конюха Василия Семёнова.
«Марья Даниловна велела мне, – свидетельствует Катерина, – поднесть конюху водки, а потом просила его, Семёнова, при мне, Катерине:
– Пожалуй, сего мёртвого младенца брось куда-нибудь.
Семёнов взял и, положа в кулёк, понёс вон. А тот кулёк дала мужу своему я, Катерина. И то делали мы с мужем и молчали ни для чего иного, только ища в ней милости, а иное её и бояся, для того, что часто Марья меня, Катерину, бранивала и упрекала:
– Я вас, как нищих, взыскала, и вы меня не хотите слушать».
Почти всем известно из № 88 «Анекдотов Петра Великого» Штелина, что фрейлина Гамильтон умертвила своё собственное дитя и за то была обезглавлена; но, быть может, менее известно, что Пётр I был отцом этого ребенка.
Её погубил её любовник Иван Орлов, погубил без злого умысла, в момент растерянности и страха, правда, но его малодушие имело трагические последствия для его злополучной любовницы.