Все трое тотчас замолчали. И задумались. Выглядело это так, будто они сдвигают в сторонку все то, чем только что были заняты их головы. И тогда в головах всплыло нечто, что было оттеснено в самый дальний уголок.
— Птишку!
У Тине вдруг полились слезы.
— Здесь было так тепло и по-домашнему, — сказала она, — что я забыла обо всем на свете.
— И я перестал думать о том, что где-то лежит обглоданная девочка, которую я должен был спасти, — сказал Спасатель.
— С Птишкой все в порядке? У нее все цело? — спросил Варре.
— Все цело, пошли скорее, — сказала Лутье.
Но сначала надо было попрощаться с новыми друзьями в розовой гостиной. Это заняло полчаса. Вернулись они с покрасневшими щеками.
— Здесь нам все так рады, — сказал Спасатель. — Мы можем вернуться в любой момент, их дом для нас всегда открыт.
Они шли большими шагами за Лутье с Бором по длинному желтому коридору к зеленому, а там вверх по лестнице на верхний этаж.
У двери в комнату Бора стояла уборщица. А рядом с ней тележка с принадлежностями для уборки.
— Стойте! — закричал Бор, — здесь нельзя убирать!
— Я уже убрала, — сказала уборщица.
— И под кроватью?
— Каждый день это необязательно.
Под кроватью лежали хлопья пыли. Окно было распахнуто. Чтобы впустить свежий воздух. А за окном, далеко в небе, Варре увидел в бинокль кого-то с крыльями, о ком в его книге не было написано.
— Мы опоздали, — заплакала Тине, — как же это мы о ней забыли! В результате так и не сказали ей «до свидания».
— А я сказала, — воскликнула Лутье. — И еще я сделала ей бутерброд с арахисовым маслом. Ее любимый бутерброд.
— Здесь было для нее слишком шумно, — сказал Варре. — Она этого не любит.
Все долго смотрели в небо. Идеальная погода для того, чтобы улететь.
31
Все еще долго сидели в комнате у Бора. Под кроватью нашли несколько перышек и теперь дули на них.
— Я сегодня возвращаюсь домой, — сказал Бор. — За мной приедет мама.
— Мне тоже надо домой, — сказала Лутье, — потому что завтра возвращается папа. Бор сказал, что его мама отвезет нас обоих.
— А я вот до сих пор не знаю, не лежит ли где-нибудь съеденная девочка, — сказал Спасатель.
— И ясней так и не попрощалась, — сказала Тине. — Мне уже казалось, что я смогу обойтись без этого, но нет, не могу.
— Птишка улетела в южном направлении, — сказал Варре, — а юг так велик…
— Так что же, придется вернуться домой?
— Можно на всякий случай еще пройти в сторону юга, — сказал Варре, — пока не станет жарко, или пока не отпадет надобность, или пока мы не устанем. Тогда мы будем знать, что сделали все, что могли.
У входа в санатель останавливались машины. Это приезжали люди, у которых здесь были дети, жены или мужья, чтобы забрать их домой или навестить.
И мама Бора тоже приехала.
Она спросила, понравилось ли здесь Бору, и очень хотела услышать от него слово «да».
— Да, — сказал Бор.
Он показал маме Лутье, как будто ему ее здесь подарили. Мама согласилась взять Лутье с собой. Но сначала надо было попрощаться. Тощему человеку и женщине при входе быстро пожали руку. А вот прощание с Тине, Варре и Спасателем заняло куда больше времени. Они договорились ходить друг к другу в гости и записали адреса и телефоны на маленьких листочках, которые легко может унести ветер. Эти листочки они засунули поглубже в карман.
А когда машина отъехала, Чипе с Варре еще долго-долго махали ей вслед.
— Через минутку я к вам вернусь! — сказал им Спасатель, пока они махали.
Он бегом вернулся в санатель, в зеленое отделение. В гостиной увидел мальчика, обещавшего что-нибудь для него сделать.
Мальчик выглядел теперь намного веселее.
— Значит, ты правда ждал этого от меня? — спросил он. И показал Спасателю комок глины. Там и сям виднелись трещинки, но вообще комок был совершенно целый.
— Вот, что я сделал, — сказал мальчик. — Я назвал это «Мысли».
— Здорово! — сказал Спасатель. — Твои «Мысли» на самом деле очень похожи на мысли, которые у меня порой бывают.
— Вам кажется, мне удалось что-то сделать?
— Конечно. Еще бы.
— И вы не думаете: вон сколько трещинок, значит, ему не совсем все удалось?
— Вот уж чего не думаю, того не думаю, — ответил Спасатель. — Мыслей без трещинок не бывает.
У мальчика на лице было написано еще большее облегчение.
— Я обжег свою скульптуру в печи, — сказал он, — чтобы была крепче.
— Очень хорошо! — сказал Спасатель. — Крепкие, обожженные мысли. Можно, я возьму их с собой?
— Можно, — сказал мальчик. — А я сделаю новые. Может быть, они понадобятся еще кому-нибудь.
Спасатель крепко пожал мальчику руку и снова вышел на улицу.
— Что это у тебя такое? — спросила Тине.
— Мальчик сделал это специально для меня, — сказал Спасатель. — Называется «Мысли».
— Ааа, — сказала Тине.
Она пыталась рассмотреть скульптуру. Но ее мысли блуждали где-то далеко.