«Пир – это лучший образ счастья». Образы трапезы в богословии и культуре

Зимою [Учемского] монастыря игумен Гедеон послал его, Иосафа, с монахом того монастыря Макарием в Москву для сбирания в церковное строение денег, и оныи Иосаф со оным монахом в Москву пришел, и ‹…› с показанным монахом Макарием ходили они к обедне в церковь Николая Чудотворца, что за Яузою, на Болвановке, и в тои церкви случилось быть тои же церкви прихожанину и купецкому человеку Прокофею Лупкину, про которого тоя ж Николаевскои богодельни нищая Анна Григорьева сказала, что он, Лупкин, человек милостивои, и они де тогда из церкви пошед за ним, просили милостыни, также и вкладу во онои монастырь, и он де, Лупкин, взял их к себе на двор, и накормил, и дал им в монастырь вкладу два рубля, и велел им у себя ночевать[111].

Мы видим, что нищие из богадельни отзывались о Лупкине как о «человеке милостивом» и что он был готов жертвовать на монастыри.

В 1732 году, до начала преследования христовщины и при жизни Лупкина, члены московской общине христоверов собирались в кельях Ивановского монастыря или в частных домах, одним из которых был дом Прокопия Лупкина в Нижних Садовниках в Москве.

Собрания носили разный характер – были дневные трапезы и ночные моления. Регламентация времени и места собрания входили в функции хозяев дома. На почетных местах (под иконами, в красном углу избы) садились хозяева и люди, которых почитали «богомудрыми», наставники. Они же могли толковать пророчества. Возглавлять собрание могли несколько человек и не обязательно хозяева дома или кельи. Например, собраниях в московском доме Лупкина иногда проходили без самого Лупкина – его возглавляла бывшая жена Лупкина старица московского Ивановского монастыря Анна и старец Чудова монастыря Иоасаф Семенов. Порядок собрания был таким:

Засветя свечу перед образом, молились Богу, и, помолясь с четверть часу, сели по лавкам; а старец Иоасаф и старица Анна сидели в переднем углу. И по их приказу пели молитвы: «Господи, Исусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас, Дух Святый, помилуй нас» да стих «Царю Небесный»; и во время пения оная старица Анна трепеталась и оттрепетавшись, вертелась вкруг с час и говорила тихо… И повертевшись, села по-прежнему на лавку, а потом после нее вертелся старец Иоасаф и говорил всем, чтоб на пути Божием стояли крепко и заповеди б Божии, так же и чистоту душевную и телесную, хранили…, и по тем его словам они все исполнять обещались… А потом оный старец Иоасаф раздавал им всем ржаного хлеба небольшими кусочками и говорил, чтоб они тот хлеб принимали вместо дара Божия; и они от того старца тот хлеб принимая, ели и запивали квасом[112].

Ночью проходили молитвенные собрания христоверов, включавшие пение Иисусовой молитвы «на гласы», пение духовных стихов, чтение церковных молитв, практику «хождения вкруг», которая нередко сопровождалась самобичеваниями, и пророчества. Ночные собрания также нередко заканчивались трапезой. Кроме собственно обеда в показаниях членов общины упоминается раздача на собрании нарезанного кусочками хлеба и кваса или воды. Эта практика следствием 1733 года сразу была отождествлена с причастием, хотя, по-видимому, смысл ее был, скорее, паралитургический, не сакральный, а поминальный, который можно сопоставлять с монастырскими братчинами, чином о панагии и другими традициями, в которых мы видим сочетание трапезы и духовных стихов.