– Знаю. Мама похожа на нее, я – на маму. Бабка мне говорила, что и она похожа на свою маму как две капли воды. И что у меня будет дочка, которая будет похожа на меня. Потому что у нас рождаются только девочки, уже много поколений, причем только по одному ребенку.
– А у твоей мамы тоже зеленые глаза? Эй, у тебя на джемпере перо какое-то. Ты что, голубей на террасе разводишь?
– Перо? Понятия не имею, откуда оно взялось. Может быть, и с террасы, они там вечно толкутся. Повадились, как будто я их нарочно подманиваю. Если бы в тот день меня увидел кто-нибудь из моих учеников, они бы меня до самой пенсии голубятницей дразнили! А может, и еще что-нибудь похлеще придумали.
– Но зато ты нашла викинга посреди Белграда. Тут дело нечисто. Это всё ваши колдовские делишки. Это тебе бабка устроила. Забоялась, как бы ты не осталась старой девой, и свела тебя с этим типом!
– А он, видите ли, художник. Мог бы прийти с цветами, как нормальный человек, куда-нибудь пригласить меня. А то принес картину – и испарился.
– Да вы два сапога – пара! Если бы он был, как все, ты бы его и не заметила. Одного только не понимаю, почему ты унесла картину из комнаты, когда я пришла? Чтобы я не увидела? И в тот день, когда он ее принес, ты ее тут же спрятала, как будто это всемирное наследие ЮНЕСКО. Что ты скрываешь? Надеюсь, он не подарил тебе свое изображение в костюме Адама? Ладно, имеешь право, я уже к тебе привыкла, но в этом случае ты перестаралась. Я же взглядом от нее кусок не откушу.
– Ну, в другой раз…
Тень
На черном коне скачет, ни живое, ни мертвое. Между двумя светами застрявшее, но не из крови и мяса, чтобы быть убитым, и не чистый дух, чтобы быть невидимым.
Тень.
От коня находят только следы. Коня можно увидеть, когда встречаются свет и темнота, на рассвете, до первых петухов. Вырисовываются восхитительные контуры животного, которое бьет копытами и встает на дыбы, чтобы сбросить всадника. На рассвете он становится слишком тяжел. Всю ночь тень собирает груз людских грехов, перед самой зарей давят они, тяжелые как свинец.
Но видно это не каждому, кто окажется поблизости. А только тому, кого отметило крыло змея или к кому при рождении прикоснулось любое другое крыло, пусть даже и случайно; тень тоже крылата, хотя и скачет верхом. Бывает, что она слишком много захватит и везет с собой, тогда на заре она взвивается в незнаемое, чтобы от собранного освободиться. Возвращается ближе к вечеру и опускается на коня с пустыми руками и легкостью в плечах.
И увидеть ее удается только тому, кто страдает из-за чужих грехов, потому что и тень озабочена людскими грехами.
До кого дотронется, того ледяной озноб пробирает, когда кладет ему руку на грудь, и он слышит топот копыт или шуршание плаща, и это все. Так напоминает она о вечной тьме и холоде, если грех на нем, а если он страдает за чужие грехи, это прикосновение несет ему облегчение.
Птицы ее видеть могут, они с ней в родстве, их связывают крылья. Поэтому-то птицы по ночам не поют. И перед всякой бедой смолкают, когда тень приближается, чтобы свой плащ или руки подставить и тем самым людское страдание облегчить.
Не дух она и не человек, сама рода крылатого, а от человека прячется и помогает ему только тайно.
Человек боится всего, чем не может править. Рано или поздно он уничтожает то, что себе подчинить не может. Тень бескровна, но она знает, что не неуничтожима. Поэтому и скрывается, как и любое другое добро или зло, обитающее между этим и тем светом.
Марика рассказала Никите эту историю, уверенная в том, что именно такое таинственное существо, которое борется с человеческими страданиями, и посетило ее тогда в лачуге, когда под грудью у нее угнездилась стужа.
– Так это же ангел, ты рассказываешь о каком-то ангеле! – Никита выставила подбородок и подняла брови. Прежде чем сделать такой вывод она, откинувшись на спинку кресла, как зачарованная, до самого конца выслушала рассказ матери.
Марика, словно желая оправдаться, развела руками, обнаженными до локтя. Она рассказывала то и так, как слышала от своей матери.
– Ты должна знать, тень существует. И это знание, вместе со всеми другими, которые ты еще приобретешь, должна передать своей дочке. Чтобы и она, когда птицы затихнут, открылась неизвестному, которое хоть и пугающе и недоступно для познания ни мужчине, ни женщине, однако поддерживает равновесие, следя за тем, чтобы грехи человеческие не утопили мир.
Капля смолы, как слеза
Тайна лучше всего будет спрятана, если ее на распутье, на перекрестке ветров и неведомых сил доверить на хранение земле; лишь кости грешника она быстро из себя извергает, все другое сокровенное хранит.
И в таких местах обитает истина, тройное распутье неистину не держит, вихрем ее в клубок завивает и по одному из путей дальше посылает. Неистина – это один из тех грехов, что могут перевесить при взвешивании добра и зла, если в одном месте ее много накопилось; распутья развеивают ее вес.