Старший брат оказался совсем не таким, как ожидала Бриенна. Прежде всего, он не заслуживал имени старшего: в отличие от согбенных работников, половших траву в огороде, он был высок, держался прямо и двигался бодро, как мужчина в расцвете сил. Вместо целителя, доброго и кроткого, Бриенна видела перед собой человека с большим квадратным черепом, пронзительными глазами и красным, пронизанным жилками носом. Тяжелую челюсть и голову вокруг тонзуры покрывала густая щетина.
Скорее на костолома похож, чем на костоправа, решила Тартская Дева. Старший брат между тем заключил в объятия Мерибальда и погладил Собаку.
– Мы всегда радуемся, когда Мерибальд и Собака оказывают нам честь своим посещением. Новым лицам мы тоже рады – нам так редко доводится видеть их.
Мерибальд представил гостей хозяину. Старшего брата пол Бриенны не смутил, но улыбка его заметно увяла, когда он услышал, для чего она и сир Хиль явились сюда.
– Понимаю, – коротко молвил он. – У вас, должно быть, в горле першит от дорожной пыли – отведайте нашего сидра. – Напиток он разливал сам. Все чаши, тоже выточенные из плавника, чем-нибудь отличались одна от другой. Бриенна похвалила их, и настоятель ответил: – Миледи слишком добра. Мы всего лишь обрабатываем и полируем. Это место благословенно. Прилив здесь борется с речным течением, и к нашему берегу прибивается много удивительных и чудесных вещей. Что там дерево – нам случалось находить серебряные чаши и чугунные котелки, мешки с шерстью и штуки шелка, ржавые шлемы и блестящие мечи… даже рубины.
– Рубины Рейегара? – встрепенулся сир Хиль.
– Возможно – кто знает? Битва произошла за много лиг от нашего острова, но река терпелива и не знает усталости. Мы нашли шесть камней и ждали седьмого.
– Рубины лучше, чем кости. – Мерибальд, сидя на лежанке, счищал грязь со ступни. – Не все речные дары хороши. Добрые братья подбирают и мертвечину. Утонувших коров, оленей, свиней, раздувшихся с лошадь. И людей тоже.
– Слишком много мертвых в последнее время, – вздохнул старший брат. – Наш могильщик не знает отдыха. Речные жители, пришельцы с запада, северяне, рыцари, простолюдины – всех сносит сюда. Мы хороним бок о бок Старков и Ланнистеров, Блэквудов и Бракенов, Фреев и Дарри. Это долг, который назначила нам река в обмен на свои дары, и мы исполняем его, как можем. Порой она бывает жестока и посылает нам мертвую женщину… или, хуже того, ребенка. Надеюсь, у тебя будет время отпустить нам грехи, – обратился он к Мерибальду. – У нас не стало исповедника с тех пор, как разбойники убили старого септона Беннета.
– Я найду время – надеюсь только, что вы успели нагрешить больше, чем в прошлый раз, – сказал Мерибальд. Собака тявкнул, поддерживая хозяина. – Видишь? Даже Собаке скучно вас слушать.
– Я думал, здесь никому нельзя говорить, – удивился Подрик. – Ну, то есть… другим братьям. Кроме вас.
– Ради исповеди нам дозволяется нарушать молчание. Трудно рассказывать о своих грехах одними знаками да кивками.
– Септу в Солеварнях тоже не пощадили? – спросил сир Хиль.
– Там сожгли все, кроме замка, – помрачнел старший брат. – Это единственное каменное строение в Солеварнях… а проку от него оказалось как от пряничного. Я лечил кое-кого из переживших набег. Рыбаки, выждав, когда город перестанет гореть, причалили к берегу и перевезли пострадавших через бухту. Одну несчастную женщину изнасиловали дюжину раз, а ее груди… вы носите мужскую кольчугу, миледи, поэтому я не стану щадить вас и расскажу… груди ей отгрызли, словно она подверглась нападению свирепого зверя… Я мало чем мог ей помочь. Умирая, она проклинала не столько насильников, не столько чудовище, истерзавшее ее заживо, сколько сира Квинси Кокса. Когда разбойники вторглись в город, он запер ворота и отсиживался в замке, бросив своих людей на муки и гибель.
– Сир Квинси уже стар, – мягко заметил Мерибальд. – Его сыновья и зятья разъехались или умерли, внуки еще малы, а две дочери живут вместе с ним. Что он мог сделать один против такой напасти?
Он мог бы попытаться, думала Бриенна. Мог бы умереть. Всякий рыцарь, старый или молодой, приносит обет защищать слабых и беззащитных, не щадя своей жизни.
– Мудро сказано, – согласился старший брат. – Когда ты будешь в Солеварнях, сир Квинси, не сомневаюсь, тоже попросит у тебя отпущения. Я рад, что ты здесь и готов его дать. Сам я не нашел в себе сил. – Он отставил деревянную чашу и встал. – Скоро позвонят к ужину. Не хотите ли пойти со мной в септу, друзья, и помолиться за души добрых солеварненских горожан, прежде чем мы сядем за трапезу?
– Охотно, – сказал Мерибальд, а Собака гавкнул.