Пирамида

Дело Клименкина еще не закончилось – я о нем понятия не имел, но в начале августа 1974 года (в Туркмении ожидался четвертый процесс…) на глаза мне попалась вопиющая статья писателя А. Борщаговского, опубликованная в «Литературной газете». Она называлась «В тайге», в ней описывалось, как где-то в Сибири двое несовершеннолетних парней не спеша, лениво, с унылым безразличием, от скуки и для развлечения убивали третьего. Убийство длилось в течение нескольких дней, и все это время трое – два палача и жертва – плыли на лодке по сибирской реке, им встречались люди, которые видели и могли понять, что происходит, но никак не вмешались. История дикая и, по-моему, гораздо более страшная, чем дело Клименкина. И все же статья была напечатана.

А весной следующего, 1975 года та же газета опубликовала большое письмо отца убитого мальчика, А. Черешнева. Он сумел стать выше своего личного горя и попытался понять, почему произошло нелепое, бессмысленное и как будто бы совершенно беспричинное убийство, убийство его сына. А. Черешнев писал о бездуховности жителей сибирского поселка, о пьянстве, которое стало нормой и чуть ли не единственным развлечением людей. Напрашивался вывод: убийство не случайно, причины серьезны, живучи, они в образе жизни, существования людей поселка. В образе их мыслей, а точнее – немыслия.

Убитый мальчик был тоньше, чувствительнее, духовнее тех, которые его убили. В том и причина. Он не пил, как другие, не дрался, интересовался многим, читал книги, был гораздо более развит, лучше учился. Он был более живой.

В этом, увы, усматривалась закономерность.

Письмо отца сопровождалось предисловием редактора, а потом и комментариями специалиста-социолога.

Прочитав письмо, испытав глубочайшее сочувствие и уважение к отцу, я разразился письмом в газету. Я благодарил сотрудников за то, что они рискнули напечатать прекрасный человеческий документ, и посетовал на неискренность, холодность и сухую заданность предисловия и комментариев…

Разумеется, я не ждал, что мое письмо опубликуют. Полная бессмысленность моего поступка была мне ясна, однако запечатал письмо в конверт и послал – просто так, для очистки совести. И в конце концов даже забыл про него.

Залман Афроимович Румер

Да, поистине никогда не знаешь, какой именно из твоих поступков принесет наибольшие плоды. Однако верно говорится в индийской пословице, что «настоящее усилие никогда не пропадает впустую». Правильно и праведно жить, в общем-то, просто: поступай по совести, а о последствиях не думай.

Летом 1975 года нежданно-негаданно я получил ответ из «Литературной газеты», подписанный заведующим отделом писем. Вот его текст, который запомнился мне слово в слово:

«Получил Ваше письмо. Согласен с Вами. Не хотите ли Вы поработать для «Литературки»? Есть интересные темы, поездки и т. д. Мой телефон…»

И подпись: З. Румер.

В то время я не был заинтересован в поездках и новых темах – решил как раз капитально засесть за роман, задуманный уже лет шесть назад, – но все же позвонил З. Румеру. Он пригласил меня зайти в любое время. И однажды я зашел.

Это было 10 сентября 1975 года.

Среднего роста, полноватый, с довольно пышной седой шевелюрой человек, пристально и значительно глядящий своими темными глазами из-под густых черных бровей, любезно усадил меня на диван в своем маленьком редакционном кабинете и минут через пять после начала нашего разговора предложил мне заняться «интереснейшим делом», которое он приберег якобы специально для меня.

– Редкое дело, Юра, – сказал он, очень быстро перейдя со мной на «ты» и по имени. – Я давно его берегу для честного человека. Если согласишься, не пожалеешь.

– А о чем, в двух словах? – спросил я, настроенный почему-то скептически.

– В двух словах не расскажешь. Но коротко суть в том, что человека невинного приговорили к смертной казни, а потом реабилитировали. Дело длинное, длилось оно что-то года четыре, было четыре процесса…

Честно говоря, меня не привлекла, а скорее насторожила некоторая сенсационность этого дела. В такого рода происшествиях вступает в силу нечто неуправляемое. Мне всегда интереснее то, что зависит от самого человека. Что незаметно со стороны, но в чем с наибольшей полнотой проявляется характер и суть человеческой личности. Большие события всегда предопределены малыми, подчас незаметными, но гораздо более значительными на самом деле. Письмо отца Черешнева как раз и говорило – кричало! – об этом. Подростки могли и не убить его сына, но жизнь в сибирском поселке не была бы от этого менее страшной. Убийство Черешнева-младшего – лишь одно из проявлений, одно из следствий глубинных процессов.

Поэтому я и попытался выяснить у Румера, насколько происшедшее в Туркмении типично для нашего времени, как в тех событиях проявились люди.

Он сказал: