Пирамида

Вот ведь женская душа! То внезапно, без всяких видимых причин, вдруг бросает того, кого как будто любила, и переходит к другому, когда, казалось бы, ничто не препятствует ее спокойной и беспечальной жизни – мечте столь многих женщин! А то вдруг именно тогда, когда все против ее любви, она остается верной, выносит самые жесткие тяготы, и кажется, что несчастья только поддерживают ее любовь. Можно предположить, конечно, большое чувство Светланы к Виктору. Но тут интересно, что о Клименкине мало кто отзывался с симпатией. Все, с кем я говорил, характеризовали его как довольно невыразительную личность. Да и на фотографиях, которые были в деле, Клименкин не выглядел впечатляюще. И в поведении его на следствиях и процессах тоже ничего не было такого, что говорило бы о каких-то необыкновенных достоинствах его натуры. Из показаний самой Светланы на следствии и в суде (я ведь внимательно читал их в горсуде Мары) тоже не было видно, чем можно объяснить ее особенную верность ему.

Но что же тогда двигало Светланой, этой молодой девушкой? Может быть, она была очень некрасива, даже уродлива и, чувствуя свою неполноценность, считала, что Виктор – ее единственная надежда?

Но, как ни странно, те, кого я спрашивал о ней, говорили о Светлане как о девушке миловидной, совсем не дурнушке, скорее даже наоборот. В Мары мне удалось встретиться с бывшими подругами Светланы Гриценко, работавшими с ней на фабрике. И они тоже очень хорошо отзывались о ней, причем не только о ее человеческих качествах, но и о внешности. Показали даже ее фотографию, добавив, что в жизни она еще лучше… Милое, симпатичное лицо…

– Скажите, а Светлана пользовалась успехом у ребят? – спросил я у девушек.

– Да, за ней многие ухаживали.

– И она была верна Виктору?

– Она больше ни с кем не встречалась. Переживала за него очень. Ведь несправедливо же его посадили.

Вот так.

Разной бывает любовь… Может быть, Светланой двигало главным образом чувство человеческого достоинства, справедливости, святая женская верность? Верность тогда особенно, когда любимый в беде… Возможно, она сама этого и не осознавала.

Образ Татьяны Васильевны, матери Клименкина, тоже по-своему любопытен. Учительница Валентина Дмитриевна, по-моему, точнее всех охарактеризовала эту женщину. Ведь и матери бывают разные, а в образе Татьяны Васильевны Клименкиной интересовало меня весьма распространенное сочетание любви с деспотизмом. Постоянное желание быть в центре внимания, театральность поступков в соединении с искренностью, активность… Определенно она не отличалась покладистостью, не просто так, наверное, Бойченко завел на нее уголовное дело, не случайно и прокурор Виктор Петрович подверг ее наказанию. И даже то, что после самого первого процесса конвойный именно ее оттолкнул так, что она упала, тоже, очевидно, имело определенную причину. А заикание ее сына, и вялость его, и ранние судимости за хулиганство тоже, по меткому замечанию Валентины Дмитриевны, могли быть следствием именно материнского деспотизма, эгоцентризма, так называемой «слепой любви».

Так это или не так?

Ах, сколько же знал я подобных примеров! Как часто матери – именно матери! – становятся причиной того, что дети их – да, любимые, горячо любимые, – растут сломленными, неуравновешенными. И, конечно же, делается это все не умышленно, из самых лучших побуждений, под флагом пылкой материнской любви…

Меня проблема материнского деспотизма всегда волновала, но сейчас отвлекаться и на это было нельзя. Не то, не то главное здесь! В одной повести обо всем не скажешь, надо выбирать.

Что касается самого Клименкина, то хотя он и был центром, вокруг которого все вращалось, однако не в нем, повторяю, и не в его характере была главная суть. На месте Клименкина мог оказаться любой другой, и только два обстоятельства были важны в данном деле. Во-первых, судимости в прошлом, «подмоченность» биографии, а во-вторых, некоторая его твердость, выразившаяся в том, что он не подписал прошения о помиловании (Марк Вознесенский назвал это, правда, не твердостью, а глупостью, да ведь и не так существенно, что это на самом деле было). В остальном это был просто человек, жертва судебной ошибки. Можно сказать, что это был «человек вообще», «обыкновенный человек», по отношению к которому и родилась в русском народе поговорка: от сумы да от тюрьмы не отрекайся. И страшно, и важно было тут то, конечно, что на его месте мог оказаться каждый. А «твердость» или «глупость» тоже ведь не столь уж редкие качества…

Так что при всем уважении к личности конкретного Виктора Клименкина знакомиться с ним и как-то пристально его изучать не имело смысла сейчас.

И я ограничился тем, что послал письма всем троим, отдельно каждому, где попросил рассказать о деле и ответить на вопросы – кто, с их точки зрения, сыграл в происшедшем самую положительную роль, кто самую отрицательную, что бы они хотели сказать мне как автору будущей повести. Ведь искреннее письмо, ко всему прочему, так много говорит о том, кто его написал.