Пирамида

Бываем мы и в роли Клименкина, когда возводят на нас напраслину, и нам, естественно, необходимо защитить свое имя. И видим тогда подчас, что некоторые из наших приятелей ведут себя подобно «приятелям» Клименкина. Нередко и сослуживцы наши готовы по первому же предложению какого-нибудь «следователя Абаева» осудить, «отметить о недостойном поведении» и даже «общественного обвинителя» выдвинуть – до того, как суд определит, виновен подсудимый или невиновен. Бываем мы и в роли этих самых «приятелей» и «сослуживцев», увы. И в роли адвокатов, следователей, а особенно, конечно, в роли судей случается бывать нам нередко. Сказано же, что жизнь – театр, а мы в нем – актеры.

Вот и покажу на примере дела Клименкина. Разобраться бы. Осмыслить. Задуматься. Взглянуть через эту модель каждому на себя, примерить. И, может быть, чему-то научиться.

Ответственность задачи и вдохновляла меня, и тревожила. Справлюсь ли? Смогу ли?

Это был для меня трудный год (впрочем, если подумать, то какой нетрудный?). В конце 1974‑го вышла первая книга, которую составили повести и рассказы, написанные в основном лет восемь назад. А до этого рукописи странствовали по редакциям, неизменно получая отказы, и напечатан был только один рассказ.

Вторая небольшая книжка, которая должна была выйти в том же издательстве всего лишь через год-два после первой, была непонятно почему «зарублена»…

Может показаться, что подробности моей литературной судьбы никак не относятся к делу Клименкина. Но это не так. Чем дальше, тем больше я убеждался в том, что, увы, относятся.

Начинать работу над столь серьезной повестью – документальной к тому же! – именно тогда, когда гораздо более безобидные вещи отвергаются по причине их «остроты», не самое лучшее время. Раньше-то я наивно полагал, что стоит пробить «брешь» первой книгой, как остальное пойдет само собой: как у Джека Лондона… Мои розовые надежды не оправдались. Ситуация усугублялась еще и тем, что острая, современная, документальная повесть, которую я должен писать – в отличие от произведений просто «художественных», – может довольно скоро потерять свою актуальность. В том и особенность документальной публицистики – ее нужно печатать быстро, без малейшего опоздания! Дело Клименкина продолжается, «эстафета» у меня, справедливость должна быть восстановлена до конца!

«Зарезана» была не только вторая моя книжка, но и третья. И тоже по причине нелепой, неподвластной, казалось бы, элементарной логике. И это не говоря уже о романе, который был написан десять лет назад и побывал во многих редакциях.

Временами казалось, что передо мной стена. Несмотря – повторяю – на успех первого рассказа (причем в самом лучшем нашем «толстом» журнале!) и первой книги – с предисловием одного из самых лучших наших писателей! Несмотря на хорошие рецензии в прессе…

Тут – подчеркиваю! – дело не в том, что не печатали именно мои вещи. А в том, какие. Почти никто из рецензентов не отказывал мне в литературных способностях. Вызывало нарекания и становилось основой для отказа другое: либо «акценты», либо «тематика». Если вещи были на «нужную, социальную, производственную» тему, то критиковали меня за «неправильное освещение действительности», «не те акценты», «пессимизм», «натурализм» и даже «очернительство нашей прекрасной действительности». Если же рассказы были о природе или любви, то в вину ставился, наоборот, «уход от острых проблем современности и от темы строительства коммунизма». Куда ни кинь, как творится, все – клин…

И все-таки «острую» и скорее всего «непроходную» повесть о деле Клименкина нужно было писать, отложив все остальное. И быстрее.

Но не хватало еще материала.

Командировка в Новосибирскую область, где жили Клименкины, была бы любопытной, но вряд ли необходимой. Хотя интересно, конечно, встретиться с самим Клименкиным, его невестой (а теперь, кажется, женой) Светланой, с матерью, Татьяной Васильевной, однако времени было мало, и я считал, что многие встречи могут только отвлечь от главного. Ведь – повторяю – не сам подсудимый был наиболее интересен во всей этой истории, да, собственно, и не само происшествие. А то, что вокруг.

Особенно меня интересовала Светлана. В ней я видел олицетворение извечной женской доли, ее судьба так характерна! А именно – то, что она не отреклась от Виктора, так долго терпела и еще до 26 апреля приехала к нему в Мары, забросив работу художницы, став грузчицей, и потом тоже ждала его, боролась в меру сил.