На мой вопрос, интересное ли вообще это дело в ряду других, Алланазаров сказал, что очень интересное, и признался, что пишет о деле Клименкина целый роман.
– Какая же главная мысль? – поинтересовался я.
– Вот эта двусмысленность, оценочность, неопределенность истины.
В конце разговора с Алланазаровым я попросил его помочь мне встретиться с Бойченко и рассказал о неудачной попытке Петухова.
– Странно он ведет себя, – сказал я, имея в виду Бойченко. – Меня интересуют объективные обстоятельства дела, а от кого же я могу узнать их лучше, чем от следователя? Я ведь на самом деле хочу разобраться.
Алланазаров обещал помочь. И помог.
Экс-следователь, адвокат
Я вошел в одноэтажное, довольно невзрачное здание юридической консультации. Разыскал Юсупа Мурадова. Он внимательно посмотрел на меня.
– Здравствуйте, – сказал я. – Я от Алланазарова Худайберды. Он вам звонил… Петр Данилович еще не приходил?
– Да, Алланазаров звонил. Петра Даниловича еще нет. Но вот-вот должен быть. Вы пока пройдите за мной. Посидите здесь. Петр Данилович придет, я с ним сначала поговорю, а потом позову вас.
Он отвел меня в соседнюю маленькую комнатку и вышел. Я остался один. Однако сидеть пришлось недолго. Петр Данилович был пунктуален. Я услышал громкий, уверенный в себе и довольно приятный голос.
Наконец Юсуп Мурадов позвал меня. Я вошел в приемную. За пустовавшим ранее столом сидел теперь довольно красивый человек лет тридцати с небольшим. Он встал мне навстречу и протянул руку для пожатия. Да, голос у него был приятный – достаточно громкий, уверенный и спокойный. И улыбка приятная. Он был высок, отлично сложен, спортивен.
– Садитесь, – приветливо сказал он и показал на стул. – О чем же вы хотели со мной говорить?
Чуть-чуть чувствовался украинский выговор. И в улыбке тоже был чисто украинский оттенок лукавства.
– Да ведь вы уже знаете, наверное, – сказал я. – О деле Клименкина, конечно. Теперь все закончилось, а мне хотелось бы разобраться объективно.
– Объективно? Ну что ж, это хорошо. Правильно. А то тут ваши корреспонденты намутили воду.
И он опять очень обаятельно улыбнулся.
В этот момент к столу Бойченко нерешительно приблизилась женщина, по-видимому, туркменка. На руках ее был грудной ребенок. Бесконечно смущаясь, она наконец выговорила через силу:
– Извините, пожалуйста… Я… Вы помните?
Умоляющие ее глаза смотрели на Петра Даниловича.
Оторвав добрый, излучающий добродушие взгляд от меня, Бойченко повернул лицо к женщине, и я увидел, как мгновенно и почти неузнаваемо изменилось его лицо.
– Что? – переспросил он уже и голосом совсем другим, холодным и жестким. – А да, помню. Пока ничего не получилось. Ждите.
Я поразился этой мгновенной перемене: голос-то у него, оказывается, совсем другой. Как будто автомат включился.
– Но я… – мялась в бесконечном сомнении женщина. – Я… Мы ведь уже месяц, как…
– Я вам сказал: ждите, – отрубил Бойченко. – Пока ничего положительного. Как только станет известно, я вам сообщу.
Только что переключатель не щелкнул. Вот тебе и раз!
Сделав мимолетную гримасу, означающую что-то вроде «вот ведь нетерпеливы, глупые!», он повернул ко мне лицо, опять изменившееся, как по волшебству. Женщины для него больше не существовало.
На миг я представил себя в роли не корреспондента, а подследственного… Да ведь женщина-то пришла к нему не как к следователю, а как к адвокату. А что же было тогда?
– Знаете что, – сказал Бойченко, опять излучая радушие, – давайте пройдем в другую комнату, здесь все равно поговорить не дадут.
И мы прошли в ту самую комнату, где я его ожидал. Он, похоже, не понял, что произошло. Или считал меня за дурачка? Ведь продолжал играть передо мной, как ни в чем не бывало. В какой-то момент нашего разговора я подумал, что он искренне убедил себя в благой своей роли в деле Клименкина и даже считает себя вполне порядочным человеком, несмотря на этот эксцесс, из-за которого оказался в адвокатуре.
– Вы знаете, адвокатом мне даже больше нравится работать, – сказал он, интимно делясь. – Следовательская работа с поездками связана, а на местах не всегда можно покушать нормально, умыться, поспать. Адвокатам в этом отношении проще…
Тут он поправил белоснежные манжеты, слегка выбившиеся из-под тщательно выутюженного пиджака.
Оказалось, что работал он следователем с 66‑го года, после окончания юридического факультета Ашхабадского университета. А родом с Украины.
– Петр Данилович, – сказал я, когда по окончании беседы мы вышли из здания адвокатуры во двор, – меня действительно интересует правда, истина. Дело я читал… Вот ведь что особенно удивительно: ни на пиджаке, ни на ноже Клименкина не оказалось следов крови… Вы на самом деле считаете, что Клименкин – убийца?
– Да, он убил, – сказал Бойченко как-то поспешно, даже по-детски (именно дети, боясь правды, совершенно искренне пытаются сами себя убедить иной раз в истинности неправды). – Одежда у нее была национальная, четырехслойная, – продолжал он формулировкой из протокола. – Кровь могла на Клименкина не попасть.
– А нож?