Ни о каких вакансиях они не слышали, но Дубровин и глазом не моргнул.
— Ну и что?
— Может быть, вы возьмете нас к себе?
— Зачем? — спросил Дубровин, ничуть не удивившись.
— Ну как зачем? — опешил Ольф. — Работать.
— А чем вам плохо у Шумилова?
— Да ничем… До сих пор, по крайней мере, — уточнил Ольф. — Но ведь мы фактически работаем не у него, а у вас.
— Ну и что же? Теперь поработаете у него. Вы забыли наш уговор?
— Не забыли, конечно, — обиженно сказал Ольф — он не ожидал такого поворота. — Но мы думаем, что так будет лучше и для нас, и для работы, конечно… Может быть, и для вас, ведь мы неплохо сработались с вами. Или мы ошибаемся? — с вызовом спросил Ольф.
— Нет, не ошибаетесь, — спокойно сказал Дубровин, не обращая внимания на тон Ольфа. — Вы очень милые и симпатичные люди, и мне приятно было работать с вами. Но и с Шумиловым вы отлично сработаетесь — он человек очень приятный.
— Ну, еще бы.
— Не перебивай. А кроме того, у него интересная тема, и вы, кстати, можете во многом помочь ему. Во многом, — подчеркнул Дубровин. — И он, между прочим, надеется на вашу помощь и ждет ее.
— Он сам говорил это? — удивился Ольф.
— Да. Так что прошу вас — отдохните и принимайтесь за работу. И работайте так, как вы умеете. А ты что молчишь? — обратился Дубровин к Дмитрию.
Тот неохотно ответил:
— А что тут говорить…
И все трое замолчали.
— Я вижу, вы обиделись на меня, — мягко сказал Дубровин.
— Да нет, что вы, — кислым тоном возразил Ольф, избегая его взгляда.
Дубровин помолчал. Ольф уже собрался было встать, но Дубровин остановил его:
— Сиди. Я вижу, придется все-таки объясниться… Конечно, я мог бы со временем взять вас к себе. Это, кстати, можно было и раньше сделать. Но я не хочу.
Они угрюмо молчали. Дубровин неожиданно спросил:
— Вам кто-нибудь говорил, что я эгоист?
— Эгоист? — удивился Ольф. — Вы? Нет, разумеется.
— Ну, так я вам сейчас это говорю, — почему-то рассердился Дубровин и встал из-за стола. — Сидите, сидите… Да, я самый настоящий эгоист, точно такой же, как и вы, как и всякий другой ученый. Почему вы так удивляетесь, что я не хочу вас брать к себе? Разумеется, мне нужны люди неглупые, работоспособные, умеющие оригинально мыслить и все такое прочее…
Он остановился перед ними и отчеканил:
— Но мне не нужны люди, у которых то и дело вспыхивают в голове всякие гениальные идеи. Гениальных идей у меня самого предостаточно. Их у меня столько, что и всей моей жизни не хватит, чтобы осуществить хотя бы десятую долю. Будь мои воля и власть, я заставил бы весь институт работать только над моими идеями. И разумеется, мои идеи представляются мне значительнее всех прочих… Не понимайте мои слова слишком буквально. Это идет не от разума, а от чувства, и я не думаю, что это так плохо. Больше того, я убежден, что каждый ученый должен верить в исключительность своих идей, это непременнейшее условие того, что они наиболее полно будут воплощены в жизнь. Вот почему все прочие идеи, какими бы блестящими они ни были, интересуют меня постольку, поскольку не мешают осуществлению моих собственных планов. Самостоятельность, оригинальность мышления — бога ради, я всегда готов приветствовать это. Но в определенных пределах, пока это идет мне на пользу. Ну, а вы, на ваше счастье, не из такой породы, поэтому и не нужны мне. Я слишком высокого мнения о вас, чтобы брать вас к себе, — сказал Дубровин и сел. — Вы понимаете меня?
— Приблизительно, — пробормотал ошеломленный Ольф.
— Уже кое-что, — улыбнулся Дубровин. — А теперь представьте, что вы начнете работать у меня. Самое большее через полгода кто-нибудь из вас вообразит, что моя работа никуда не годится, и предложит свой вариант. Может быть, в конце концов вы и окажетесь правы, но мне-то что от этого? Вы думаете, я позволю вам работать над этим своим вариантом? Черта с два! — энергично сказал Дубровин, и Дмитрий невольно улыбнулся. — Я заставлю вас работать так, как это мне будет нужно, а так как вы наверняка не согласитесь, я выгоню вас и возьму на ваше место людей более покладистых. И не сомневайтесь, так оно и будет, несмотря на все мое хорошее отношение к вам… Ты что смеешься? — посмотрел он на Дмитрия. — Думаешь, я не сделаю это?
— Сделаете, — с улыбкой согласился Дмитрий.
— Очень рад, что вы это понимаете. Ну, а с Шумиловым вам такая перспектива не грозит. Он очень милый, обаятельный человек, но от души желаю вам не быть похожими на него. А впрочем, вы уже не похожи. Годика через полтора-два его работа будет закончена, а там я постараюсь сделать так, чтобы вам предоставили полную самостоятельность. Устраивает вас такой вариант?
— Вполне, — сказал повеселевший Ольф.
— Ну и… — Дубровин сделал жест рукой, выпроваживая их из кабинета, — гуляйте. Когда Светлана будет рожать?
— В сентябре, — сказал Ольф.
— Тебе особенно надо отдохнуть. Готовься к тому, что потом целый год будешь недосыпать.
— Бу сделано, — ухмыльнулся Ольф, он еще не привык к тому, что скоро станет отцом.
Когда они уже уходили, Ольф остановился и с невинным видом спросил: