Пирамиды Наполеона

— В гарем не может войти никто из мужчин, кроме хозяина, и никто даже не сможет узнать, что там происходит, — настаивал Ашраф. — У меня есть один влиятельный знакомый, Юсуф аль-Бени, он смирился с прибытием французов и сохранил свои владения и всех своих домочадцев. Он содержит своих женщин в гареме и мог бы приютить там одну жрицу. Не в качестве новой наложницы, а в качестве гостьи.

— А можно ли доверять этому Юсуфу?

— Его можно купить, я думаю.

— Я не хочу томиться в неизвестности, просиживая за вышиванием в компании глупых женщин, — сказала Астиза.

Черт возьми, она ведет себя на редкость независимо. Но именно это, помимо прочего, мне в ней и нравилось.

— Не сомневаюсь, что тебе не хочется и быть зверски убитой, — возразил я. — Ашраф подсказал нам отличную идею. Ты спрячешься там в качестве гостьи вместе с медальоном, пока я буду обследовать пирамиды, и в итоге мы с Енохом, надеюсь, найдем нужные нам ответы. Тебе нельзя появляться на улице. Не придавай также особого значения этой подвеске, пусть все в гареме видят ее на тебе. В лучшем случае истинные намерения Силано скоро выплывут наружу. Бонапарт все поймет и осознает, что этот граф вовсе не стремится помочь Франции, а желает лично завладеть тайными силами.

— Не менее рискованно бросать меня там одну, — упорствовала Астиза.

— Ты будешь не одна, а в компании глупых женщин, как сама и сказала. Тебе надо затаиться и выждать. Я найду книгу Тота и вызволю тебя.

Глава 16

По сравнению с тем первым знакомством с пирамидами, что осуществили мы с Тальма и Жомаром, посещение их Наполеоном вылилось в нечто гораздо более величественное и грандиозное. После переправы через Нил на плато Гизы взобрались более сотни офицеров, военный эскорт, проводники, слуги и ученые. Это напоминало воскресную прогулку с шикарным пикником; караван ослов привез французских жен, любовниц; горы захваченных с собой фруктов, сластей, мяса, освежительных напитков и вин напоминали о волшебном роге изобилия. Зонтики служили защитой от знойного солнца. Песок был устлан коврами. Нам предстояла трапеза по соседству с вечностью.

Бросалось в глаза отсутствие Силано, который, как мне сообщили, проводил свои собственные расследования в Каире. Я порадовался, что мы надежно спрятали Астизу.

Когда мы преодолели утомительный подъем, я доложил Бонапарту об ужасной смерти Тальма, надеясь, оценив реакцию, посеять в его уме сомнения относительно честности намерений моего соперника. К сожалению, эта новость скорее рассердила, чем потрясла нашего командующего.

— Этот журналист едва успел начать мою биографию! Зачем он таскался в одиночку по стране, пока мы не усмирили ее население?

— Мой друг исчез после прибытия Силано, генерал. Случайно ли такое совпадение? Я боюсь, что граф может быть причастен к его кончине. Или тут замешан предводитель бедуинских разбойников бин Садр.

— Эти разбойники, месье Гейдж, помогают нам. А граф послан сюда самим Талейраном. Он уверяет, что ничего не знает о Тальма, и в любом случае у него нет мотивов для такого убийства. Разве не так?

— Он говорил, что ему нужен медальон.

— А вы, кажется, уверяли нас, что потеряли его. Почему в стране с множеством бунтующих аборигенов вы подозреваете только наших союзников?

— Но действительно ли они наши союзники?

— Они мои союзники! И вы тоже им станете, когда начнете наконец разгадывать загадки, ради которых мы привезли вас сюда! Сначала вы теряете медальон и календарь, а теперь еще обвиняете в чем-то наших помощников! Да, Тальма погиб! На войне с людьми это порой случается.

— Только их головы не доставляют в кувшине с маслом.

— Я видел части похуже тех, что вам доставили. Послушайте. Вы видели поражение нашего флота. Наши успехи поставлены под сомнение. Мы отрезаны от Франции. Восставшие мамелюки собирают силы на юге. Египтяне пока не смирились с новым положением. Бунтовщики готовы на любые зверства, дабы посеять в нас тот ужас и смятение, которыми вы уже заразились. Опомнитесь, Гейдж! Нам надо, чтобы вы искали решение древних загадок, а не создавали новые сложности.

— Генерал, я делаю все, что в моих силах, но голова Тальма, очевидно, была своеобразным посланием…

— Существенными являются лишь древние послания. Сочувствие сейчас недопустимо, поскольку оно есть проявление слабости, а любая слабость с моей стороны грозит нашим уничтожением. Гейдж, я проявил снисходительность к присутствию в наших рядах американца, так как меня уверили, будто вы можете быть полезны в изучении тайн древних египтян. Можете вы объяснить мне назначение этих пирамид или нет?

— Я провожу их исследование, генерал.

— Желаю успеха. Поскольку как только я пойму, что толку от вас нет, то посажу в тюрьму. — Высказывая это предупреждение, он уже смотрел мимо меня. — Боже мой! Они поистине величественны, не правда ли?