Пирамиды Наполеона

— Конечно, у этой уважаемой дамочки теперь еще есть и медальон… тот самый, на который мне не давали даже взглянуть и который ужасному бин Садру не удалось-таки прибрать к рукам!

— Ты все еще не доверяешь ей?

— Кому не доверяю: рабыне, снайперше, красотке или колдунье? Ну что ты! Она мне даже нравится.

— Она не колдунья.

— Она жрица и знает колдовские заговоры, ты сам говорил. Очевидно, ей удалось околдовать и тебя, раз она завладела тем, с чем мы приехали сюда.

— Она наша помощница. Союзница.

— Лучше бы затащил ее в постель, как и положено господину, тогда, может, твои мозги прочистились бы и ты осознал, кто она такая на самом деле.

— Спит она со мной или нет, это не имеет значения.

Он с жалостным видом покачал головой.

— Ладно, я все равно постараюсь собрать сведения об Астизе, поскольку уже узнал о ней кое-что такое, о чем ты и не догадываешься.

— И что же?

— Когда она раньше жила в Каире, то имела своеобразные взаимоотношения с одним европейским грамотеем, якобы изучавшим здесь древние манускрипты.

— С кем это?

— С франко-итальянским аристократом по имени Алессандро Силано.

* * *

В Абукирском заливе мощь французского флота была очевидной. Адмирал Франсуа-Поль Брюэс, который следил за высадкой Наполеона и его войск с военных кораблей с видом удовлетворенного директора школы, распустившего на каникулы буйных учеников, создал в гавани надежный, укрепленный артиллерией оборонительный заслон. Длинная череда его линкоров по-прежнему стояла на якоре, направив пять сотен пушечных жерл в сторону моря. Дул свежий северо-западный ветер, пенные барашки волн с брызгами разбивались о борта судов, покачивая их, как великанские люльки.

Когда мы подошли к ним с подветренной стороны, я понял, что лишь половина военных кораблей находится во всеоружии. Часть французского флота бросила якоря в полутора милях от берега мелководной гавани, а другая — ремонтировалась у причалов. Часть матросов, соорудив леса, занималась малярными работами. Баркасы сновали туда-сюда, перевозя то моряков, то продовольствие. На солнце сушилось выстиранное белье. Пушки откатили в сторону, чтобы плотники могли спокойно ремонтировать корпуса. Над знойными палубами натянули солнцезащитные тенты. Сотни моряков торчали на берегу, копая колодцы и следя за караванами верблюдов и ослов, доставляющих провизию из Александрии. То, что с виду выглядело мощной крепостью, оказалось на деле суматошным базаром.

Однако флагманский «Ориент» по-прежнему поражал своими громадными размерами. Его борта вздымались, как стены неприступного замка, и карабкаться по его трапам было так же сложно, как влезать на великана. Я передал с одним из матросов известие о моем поручении, и, когда фелюга с Тальма направилась дальше в сторону Александрии, меня высвистали на борт. Под ослепительным солнцем золотился берег, пустынная морская даль посверкивала сапфировым блеском, сегодня у нас был четырнадцатый день месяца термидора шестого года. Говоря привычным языком, мы дожили до первого августа 1798 года.

Меня провели в адмиральскую каюту, вернувшуюся к своему законному хозяину после Наполеона. Брюэс, в белой хлопчатобумажной рубашке с открытым воротом, стоял возле заваленного бумагами стола. Несмотря на свежесть морского бриза, адмирал был покрыт испариной и выглядел необычно бледным. Он являл собой полную противоположность нашему командующему: сорокапятилетний рослый и статный моряк с длинными светлыми волосами и большим ртом; в глазах его читалось дружелюбие. И если Бонапарт производил впечатление заряженного энергией живчика, то от Брюэса исходило благородное спокойствие человека, довольного собой и своим положением. С легкой гримасой он принял депеши командующего армией, вежливо отметил давнюю дружбу между нашими двумя странами и осведомился о цели моего прибытия.

— Ученые начали исследования здешних руин. Я думаю, что один календарный инструмент, владельцем которого, говорят, был сам Калиостро, поможет понять взгляды древних египтян на окружающий мир. Бонапарт выдал мне разрешение изучить его.

Я вручил адмиралу соответствующий приказ.

— Взглядов египтян? А какой нам прок от этого?

— Их пирамиды настолько грандиозны, что даже мы не понимаем, как их сумели построить. Этот календарный инструмент может дать нам подсказку для ответа на множество важных вопросов.

Он скептически глянул на меня.

— Неужели мы собираемся строить пирамиды по этой подсказке?

— Я не задержусь на вашем корабле, адмирал. У меня есть документ, разрешающий доставить эту редкостную вещицу в Каир.

Он устало кивнул.

— Извините, что я не слишком обходителен, месье Гейдж. Нелегко осуществлять гениальные планы Бонапарта, к тому же в этой богом забытой стране меня замучила дизентерия. Я страдаю от постоянных желудочных болей, кроме того, запасы продовольствия на моих кораблях истощились, и матросам приходится побираться, как нищим; корабельные команды не укомплектованы и состоят в основном из слабаков, от которых отказалась пехота.

Болезнь объяснила его бледный вид.