Пирамиды Наполеона

И тогда до меня донесся полный ужаса крик матроса:

— Пожар!

Я выглянул. Дверь склада боеприпасов захлопнулась, и подносчики пороха резво взлетали наверх. Это означало, что наши пушки вскоре совсем умолкнут. Сверху уже исходило рыжеватое свечение.

— Открыть забортные клапаны, затопить артиллерийский погреб! — крикнул кто-то, и я услышал шум водного потока.

Приложив на мгновение ладонь к потолку, я болезненно поморщился. Он был уже обжигающе горячим. Слышались крики объятых ужасом раненых.

Сверху в люк просунулась чья-то голова.

— Выбирайтесь из трюма, вы, сумасшедший американец! Неужели не знаете, что на корабле пожар!

Наконец-то! Нащупав кольцо календаря, я схватил его и в страхе поднялся по трапу, оставляя внизу целое состояние. Языки пламени виднелись повсюду, распространяясь с невероятной быстротой. Деготь, конопля, сухое дерево и парусина: бой проходил на куче растопки.

Из темноты ко мне подскочил французский моряк, дико вращая глазами и угрожая штыком.

— Что это у вас?

Он показал на странную вещь в моих руках.

— Календарь для Бонапарта.

— Ты украл его из сокровищницы!

— Я получил приказ спасти его.

— Покажи!

— Он у Брюэса.

«Или, — подумал я, — горит ярким пламенем».

— Ах ты ворюга! Тебя ждет гауптвахта!

Он совсем обезумел. Я в отчаянии оглянулся кругом. Люди прыгали в море прямо с орудийных палуб, как убегающие с корабля крысы.

Для принятия решения мне хватило секунды. Я мог бы побороться с этим безумцем за странное металлическое кольцо или купить на него свою жизнь.

— На, забирай!

Я сунул ему календарь. Он неловко опустил дуло мушкета, чтобы взять его, а я воспользовался моментом и, оттолкнув его с дороги, взобрался на следующую палубу.

— Эй ты, вернись!

На верхних палубах огонь и дым уже разгулялись не на шутку. Это было какое-то убийственное погребальное пиршество для адской топки, где начали поджариваться искалеченные трупы. На меня уставились снизу чьи-то незрячие глаза, скрюченные пальцы взывали о помощи. Многих погибших уже объяло жаркое пламя, с треском разрывая кожные покровы.

Кашляя и задыхаясь от едкого дыма, я продолжал карабкаться вверх и вновь выбрался на шканцы. Здесь уже вовсю бушевал пожар, к небу, закрывая лунный диск, взмывала огромная огненная пирамида, увенчанная клубами дыма, а обратно адским ливнем падали обугленные смоляные ошметки. Под ногами крошились мелкие угли. Лафеты пушек уже сгорели, матросы лежали вповалку, как сбитые кегли, ограждающие решетки рухнули. Я, пошатываясь, побрел к корме. С фальшбортов темные фигуры ныряли в море.

Я буквально наткнулся на капитана Касабьянку. Он лежал неподвижно, в его груди зияла огромная рана, рядом с ним опять сидел его сын со сломанной ногой. Насколько я понял, отец был уже обречен, но еще можно было попытаться спасти сына. Я присел рядом с ними.

— Давай мы с тобой будем выбираться отсюда, Жокант, корабль вот-вот взорвется. — Я закашлялся. — Я помогу тебе доплыть до берега.

Мальчик мотнул головой.

— Я не могу бросить отца.

— Ты уже ничем ему не поможешь.

— Я не могу бросить наш корабль.

С грохотом рухнула прогоревшая мачта, и отскочившие реи покатились по палубе. Англичане дали очередной залп, и французский флагман со страшным треском содрогнулся, извергая новые стоны.

— У вас нет больше корабля!

— Оставь нас, американец, — задыхаясь, просвистел капитан.

— Но ваш сын…

— Все кончено.

Мальчик коснулся моего лица в печальном прощании.

— Долг, — сказал он.

— Ты исполнил свой долг! У тебя же вся жизнь впереди!

— Здесь моя жизнь.

Его голос слегка дрожал, но лицо излучало спокойствие, как у ангела в адской пещере. «Вот что значит непоколебимая решимость веры, — подумал я. — Вот к чему призывает священный долг». К чувству собственной неполноценности примешивались ужас, восхищение и дикая ярость. Напрасно растраченная молодая жизнь! Или не напрасно? Слепая вера послужила причиной множества исторических трагедий. И однако именно за нее погибали все святые и герои. Темные, как черный сланец, глаза Жоканта поблескивали непостижимой решимостью, и если бы у меня было время заглянуть в них поглубже, то, возможно, я постиг бы тайны этого мира.

— Покинуть корабль! Всем покинуть корабль! — вновь и вновь слышались команды уцелевших офицеров.

— Черт возьми, я не позволю тебе убить себя.

Я схватил его за руку.

Мальчик оттолкнул меня с такой силой, что я свалился на палубу.

— Вы не француз! Уходите!

И тут я услышал другой голос:

— Ах вот ты где!

Обезумевший матрос с трудом выбрался на верхнюю палубу. Его лицо обгорело, одежда дымилась. Кровь заливала его грудь. И тем не менее он вскинул мушкет и прицелился в меня.