– Друза кристаллов цинкита из газовых каналов металлургического производства, – с трудом прочитал аукционист по бумажке. – Подарок Алексею Алексеичу известного кристаллографа… фамилия написана неразборчиво. Начальная цена пять тысяч долларов!
– Искусственный фуфляк, – объявил бычара.
– Мои пацаны такую ботву с Эйфелеву башню вырастят, – подтвердили сзади.
– Помилуйте, мы не в ювелирном магазине, а на аукционе памяти! – оскорбился аукционист.
– Гаянэ говорила, что друза – это щётка? – шепнула Валя Вике.
– Типа того.
– Красиво! Просто каменный цветок! – шепнула Валя.
Цена застыла. Зал не откликался. Аукционист ёрзал, Похмелов и Трубецкой лезли из кожи вон, но претендующих на искусственно разведённый костёр не оказалось. И тут Трубецкой почесал затылок и поставленным голосом спросил Похмелова:
– Лёнь, а ты эту хрень у Лёшки видел?
– Ни разу, – осторожно ответил Похмелов.
– Левый лот? – уточнили сзади.
– Это какой-то лоходром! – громко возмутилась дама в каменьях. – Здесь собрались поклонники Вильгельмова!
– Лот не продан! – стукнул молотком аукционист и, понимая последствия, заторопился в сторону зрительного зала.
Публика загудела, покинула свои места.
– Госпожа Лебедева, скажете несколько слов нашему каналу? – попросил журналист со сладкой улыбкой. – Пройдёмте в зрительный зал.
Зрительный зал представлял собой склад продаваемых предметов. На сцене оформляли аукционные покупки, а Валя, Вика и съёмочная группа остановились перед креслами партера.
– Скажите, Валентина, почему вы ничего не купили? – спросил журналист в камеру.
– Очень дорого, – призналась Валя.
– Считаете, что в России есть перспективы для развития аукционов?
– Конечно. Если майку Третьяка купили за пять тысяч долларов, надо ежедневно устраивать аукционы. В фонд детских домов, больниц, пенсионеров. Пусть Третьяк чаще ставит на майки автографы, так он полстраны прокормит.
Справа послышался скандал.
– Мы имели честь обсуждать совсем иную цифру! – громоподобно объявил Трубецкой, и присутствующие обернулись.
– Договаривались на приличный конферанс! Без мата! – зашипел аукционист.
– Молодой человек, – поманил Трубецкой тележурналиста. – Хочу дать интервью о том, как обслуживающий персонал аукционов выставляет липовые лоты и кладёт в карман деньги, причитающиеся артистам!
Журналист заметался, поскольку явно был приглашён аукционистом:
– Это ваши внутренние разборки.
– Народного артиста обирают при его народе! – вскричал Трубецкой. – Ужасный век! Ужасные сердца!
Всё это тоже происходило перед партером. Сбоку подошёл бычара, за которым три его телохранителя бережно несли упакованные «цветочки для мамани».
– Братан, в натуре, это ж – Трубецкой, – мягко сказал он аукционисту. – Ты сиську сосал, когда мы все хотели быть на него похожи. Братан, тебе череп не жмёт?
– Что вы себе позволяете? – выкрикнул аукционист, дав петуха.
– Сделай по красоте, братан! – угрожающе добавил бычара и подошёл к аукционисту вплотную. – Не порти людя́м праздник!
Стало ясно, что диалог близок к членовредительству. В дверях нарисовались два охранника аукциона и мгновенно достали пистолеты, в ответ на что три охранника бычары синхронно поставили упакованные «цветочки для мамани» и вынули свои стволы.
– В конец зала и на пол! – заорала Вика и потащила растерявшуюся Валю.
Но тут журналист подскочил к аукционисту и что-то горячо зашептал в ухо. Аукционист поднял на бычару испуганные глаза, соображая, кто перед ним, и голосом, которым вёл аукцион, объявил:
– Извините. Меня неверно поняли. Вот все деньги.
И торопливо рассчитался с артистом долларами.
Охранники с обеих сторон убрали оружие теми же поставленными жестами, что выхватили.
– Благодарю вас, господин Робин Гуд! – поклонился Трубецкой бычаре. – У этой молодёжи никаких понятий о приличных манерах.
– Я ж и говорю, не по понятиям, – кивнул бычара.
– Но я хотел сказать… – попробовал восстановить статус аукционист.
– Извольте соблюдать субординацию, а похлопывания по плечу оставьте при себе! – громко перебил его Трубецкой и обернулся к бычаре. – Буду счастлив угостить вас рюмочкой коньячку в честь знакомства и для бархату в голосе.
– У меня на фазенде и рюмочка, и закусочка покупки обмыть! Начнём чисто с сауны и бассейна в подвале, закончим в солярии на крыше, – перехватил инициативу бычара. – Вмиг домчу до Рублёвки, маманю порадую!
– Готов! Вместе с другом Похмеловым! – кивнул Трубецкой. – Валюш, с нами едете?
– Нет, – отшатнулась Валя.
В отличие от Вики до неё только теперь дошло, что здесь уже могло лежать несколько трупов.
– Что ж вы так топорщитесь? Ничего зазорного в том, чтобы погостить у мецената, потратившего столько денег в фонд Лексей Лексеича, – укорил артист.
– Я просто… у меня встреча, – запуталась Валя.
– Ну, как вчера из деревни! Зовут – или езжай, или ври, типа Наина Ельцина ждёт и пирог для тебя сама спекла, – отчитала её Вика, когда вышли. – Это ж крутейший авторитет, полезное знакомство.
– Тёма меня уже возил на бандитскую дачу. И артистов там было достаточно, – напомнила Валя. – Еле ноги унесла.
– Тогда ты была просто чувиха, а теперь – Валентина Лебедева!