– Хотел тебя забыть, но пресса не даёт. То целуешься с Курильщиковым, то таскаешь за яйца стриптизёра! Завтра уже боюсь раскрывать газеты.
– Ты для выборов с женой обнимаешься, я по работе на юбилеях и стриптизе отрываюсь, – ответила она грустно.
– Соскучился, – сказал он с подкупающей искренностью. – Заеду?
Валя минуту помолчала, поняла, что всё равно она не Сара Бернар и ничего не сыграет:
– Через час, а то у меня ещё больной.
Поехали в чью-то маленькую квартирку возле метро «Добрынинская». Поднялись в лифте с бабулькой, у которой чуть не случился инфаркт, когда их узнала. Вошли, включили музыку, начали целоваться и раздеваться.
– Мне назло по стриптизам ходишь? – спросил с укором.
– Клин вышибаю клином. Откуда у тебя ключи от стольких квартир?
– Друзей много.
– Я, кстати, тоже хочу купить квартиру, четырёхкомнатную… – начала было Валя.
– Сколько надо денег?
– Думаешь, у меня нет?
– У таких, как ты, денег не бывает.
– В долг возьму. Сделаю там кабинет для приёма, быстро отобью, – стала она зачем-то оправдываться.
– Так дам, а не в долг.
– Так не возьму! – И Валя поменяла тему. – Что с выборами?
– Те же кренделя. Кампания Гаранта проваливается. Реформы почти не идут, приватизация госпредприятий черепашья. От аукционов хоть какие-то деньги в бюджет закапали, – устало перечислил он. – Правда, проклюнулась сеть торговых фирм, банков, бирж.
– Про банки ваши не понимаю. Сегодня деньги вложил, завтра вывески не найдёшь. А вы никак порядка не наведёте.
– Порядок – это исполнение законов, а самих законов ещё нет. Чтоб причесать страну, надо принять около пяти тысяч законов. Понимаешь, что такое неотстроенное правовое поле?
– Понимаю, что пациентка вложила деньги в банк. Приходит через два месяца, а там канцтоварами торгуют! Она – в милицию, говорят, банк ликвидировался. И ни ответа, ни привета, – возмутилась Валя.
– Нечего вкладывать куда ни попадя. Завтра повешу табличку, что я целитель. Придут лечиться, заплатят деньги, повожу руками, результат нулевой. Кто виноват? – Они, обнявшись, лежали на разобранном диване.
– Ну, сравнил, банк регистрируется. Нельзя же сесть в переходе с табличкой «банк».
– Сейчас бумажку покажу, – он встал, перешагнул через ворох брошенной на пол одежды, дошёл до стула, на который успел бросить портфель и повесить пиджак, достал из портфеля листок и вернулся к Вале.
– «Уважаемые господа! Если у вас задолженность перед бюджетом и клиентами, мы поможем ликвидировать ваше предприятие, – прочитала вслух Валя. – Проведём ликвидацию со сменой учредителей и руководства, ликвидацию слиянием вас с предприятием, зарегистрированным в городе Н., официальную ликвидацию юридического лица с прекращением деятельности без перехода прав и обязанностей в порядке правопреемства к другим лицам…»
– Это официально?
– Да. Опытнейшие юристы. А ты думала, ать-два, и демократия построена?
– Не понимаю, в башке, как в телевизоре, лампы перегорают, – пожаловалась она.
– У тебя на твоём месте перегорают, а у меня на моём должны справляться? – подначил Горяев. – Экономика поднимается вяло, преступность растёт резво, в Чечне уже погибло больше двух тысяч солдат и офицеров, а выборы Ельцина всё равно надо выиграть!
– Позови тех, кто понимает.
– Как известно, лучше всех, как управлять государством, понимают таксисты, только самим им управлять некогда, потому что они всегда за рулём, – пошутил он. – Мы же идём нехоженой тропой. Политика, ласточка моя, это соотношение ресурса хотелок разных групп. Хотелки сильных групп побеждают хотелки слабых групп. Вот проплатили Аде передачку про терроризм, на следующей неделе будешь вести.
– Ты с ней после всего имеешь дело? – вскочила в постели Валя.
– Ада – конченая сука. Но, во-первых, она вернула деньги, – напомнил Виктор. – Во-вторых, мы идём в одну сторону. В-третьих, другой Ады у нас пока нет.
Потом ехали в машине, держась за руки. Вале всегда хотелось задать Виктору побольше вопросов:
– Ведь лучше за последнее время стало, появилась еда, работа… Почему люди недовольны?
– Андрей Битов это сформулировал: шея мёрзнет без ошейника. Семьдесят лет не смели открыть рот, теперь открыли, чтоб искать виноватого: власть, богатых, американцев, евреев. И ни один человек не ищет проблемы в себе.
– А ты в себе ищешь? – улыбнулась она.
– Так я ж не человек, а машина, и смотрю только на спидометр, сколько за сегодня проехал. Нормальный человек каждый день или реализует, или отрицает себя, а машина не может отрицать себя – у неё маршрут! Кстати, как обещал, купил тебе куклу. Слава, подай коробку.
И Слава протянул на заднее сиденье коробку, в которой лежала чудесная кукла в белой рубахе, в расшитом тамбурным швом красном сарафане, в незнакомом головном уборе и длинном белом фартуке.
– Национальный карельский костюм, ты же бредишь карелами! – улыбнулся Горяев. – Карелов осталось мало: сперва красный террор, потом ГУЛАГ на их земле, а после войны всех выслали в Сибирь… Надо съездить с тобой туда, небось и калитки не пробовала?
– Калитки?
– Карельские пирожки из ржаной муки.