Пирамиды роста

Мать наворотила Вале в дорогу огромный пакет еды. А Вика, провожая на ночной поезд, напутствовала:

– Звездись там по полной, не экономь!

Горяев позаботился, в СВ Валя была одна. Поезд прибывал утром, и она смотрела из окна на летящие навстречу зачуханные деревянные дома и потрёпанные хрущёвки. В Москве сумасшествовал апрель с травкой и клейкими листочками, а здесь свирепствовал даже не март, а февраль. Мимо окна поплыл перрон, закутанные люди с чемоданами.

Вдруг появилась бегущая краснощёкая женщина, размахивающая табличкой. Подпрыгнула чуть не на высоту окна, сверкнула глазами и побежала рядом с поездом. Валя поняла, что это встречающая, стало неловко, что та бежит.

А вдруг скользко, упадёт, «убьётся», как говорила бабушка Поля. И зачем бежать, куда Валя денется из вагона? Намотала на голову тёплый платок, надела шубу из финского секонд- хенда и покатила чемодан к тамбуру.

Проводница улыбнулась вслед:

– Скажу, у меня ехали, не поверят! Жаль, фотоаппарата нет!

Валя вышла на перрон, глотнула обжигающе холодного воздуха, и бегущая женщина, в тёплом пальто и платке до бровей, почти упала на неё:

– Ой! Петрова я! Ирина Петровна! Ой, как рада, что приехали! До последней секунды не верила! Какая ж вы красавица! Можно я вас расцелую?

– Что ж так бежали?

– А чтоб видели, что встречают, чтоб настроение поднялось! Вы ж вагон-то не сказали по телефону.

– Боже мой! Ну я и свинья. А вы вагон и не спросили, – покраснела Валя.

– Как спрошу? Вы ж звезда! – потупилась женщина. – Вон Оля с Полей бегут.

Оля с Полей были помоложе, в вязаных шапках до бровей и с хрустящими от мороза цветами.

– Здравствуйте! Не замёрзли? Вон машина ждёт!

К машине шли через старенькое, потёртое здание вокзала, в котором на чемоданах и креслах спали люди, а в углу стоял торжественный железный титан с кипятком и железной кружкой на цепи.

Валя видела такой титан в детстве. И такую же ручку двери, здоровенную, со знакомыми завитушками, от этого заныло внутри. Она каталась, повиснув на такой ручке, когда была маленькой. Вспомнился скрип двери, собственные белые сандалики с дырочками, шлепок и окрик «баловница».

Поехали по узким заснеженным улочкам, и женщины тараторили про город, мэра, завод, губернатора, цены и то, как здесь любят Валю. Что сначала мэрия была против, потому что их не пригласили, а теперь они сами просятся. Но Валя помнила наказ Горяева, никаких контактов с властью.

Женщины тараторили, что сейчас ей надо поспать, потом экскурсия и дальше по расписанию. И что гостиница хорошая, бывшая райкомовская. Хотя, конечно, что может понравиться звезде в таком захолустье?

Здание выглядело солидно, номер приличный, кабы не собачий холод. Валя хотела принять горячую ванну, но ванна оказалась немыслимой грязноты. Налила шампуня, стала драить её носовым платком.

Полчаса этого занятия не сделали ванную чище, но помогли чуточку согреться. Ругать горничную не хотелось, выглядело как «телезвезда капризничает». Валя глянула в коридор, где пожилая женщина в ватнике поверх синего форменного халата мыла пол шваброй.

– Не подскажете, у кого попросить горячего чаю?

– Домою да дам, – низким голосом пообещала пожилая женщина.

Валя развесила одежду на вешалки, положила продукты в дребезжащий холодильник, надела шубу, села на батарею температуры парного молока и стала смотреть в окно, где ходили закутанные люди и ездили машины с замёрзшими стёклами.

В дверях наконец появилась женщина в ватнике на халате и с железным электрочайником в руках. Чайник был времён Валиной молодости и трогал за душу почти как дверная ручка на вокзале. Женщина поставила чайник на стол и достала из кармана упаковку чая с надписью «Камасутра». Валя вспомнила любимую фразу Ады, что Библия учит любить ближнего своего, а Камасутра объясняет, как именно. И чуть не расхохоталась.

– Сахар кончился. Вечером будет. Или в буфете проси, когда завтрак дадут.

– Спасибо. А почему так холодно?

– Ща не холодно, – замотала женщина головой. – Мартом холодно было, а ща тёпленько.

И пошла. Потом повернулась:

– На эту… На Валентину из «Бёрёзовой рощи» смахиваешь, только посвежее. Небось, говорили!

– Говорили, – кивнула Валя.

– Чайник с чаем, как напьёшься, в последнюю дверь занесёшь.

– Сколько с меня?

– Чаем не торгую, свой дала.

Валя включила чайник, согрела об него руки, достала из приготовленного матерью пакета пирожки, бутерброды, баночку мёда. И снова села к окну смотреть на город, как в экран телевизора.

А чуть позже в номер ворвался пожилой учитель литературы, подрабатывающий экскурсиями, и потащил смотреть останки изувеченной временем церкви. Было понятно, что они доживают и вряд ли доживут до дня, когда на городок обрушится благоденствие.

Учитель мгновенно замёрз в своём китайском пуховике, шапке-ушанке с завязанными под подбородком шнурками, постукивал зимними ботинками друг о друга и очищал замёрзшие стекла очков варежкой.