Пиранези

Однако в течение дня я не нашел никаких подтверждений словам Другого, будто у меня выпадения памяти. Я занимался своими обычными, повседневными делами. Чинил рыболовные сети, работал над Каталогом Статуй. Ранним вечером я пошел в Восьмой Вестибюль ловить рыбу в Водах Нижней Лестницы. Лучи Закатного Солнца светили в Окна Нижних Залов, сияя на поверхности Волн. На нижней стороне Лестницы и на Лицах Статуй дрожали золотистые отблески. Наступила ночь, Звезды и Луна запели, и я присоединил к ним свой голос.

Мир был Совершенным и Целокупным, и я, его Дитя, не ощущал никакого зазора между собой и Миром, никакой малости, которую должен бы помнить, но не помню, должен бы понимать, но не понимаю. Мой последний разговор с Другим единственный выпадал из этой неразрывной целостности. Так что я вынужденно спрашивал себя: кого подводит память? Меня или его? Может быть, это Другой помнит разговоры, которых на самом деле не было?

Два разных воспоминания. Два светлых ума помнят события прошлого по-разному. Неловкая ситуация. Нет третьего, который сказал бы, кто из нас прав. (Эх, был бы здесь Шестнадцатый!)

Что до утверждения Другого, будто я путаю даты и теряю дни, я совершенно не понимаю, как такое может быть. Я придумал календарь, которым пользуюсь, и как этот календарь может, по выражению Другого, «разойтись со временем»? Ему не с чем расходиться.

Может быть, именно поэтому Другой задал мне странный вопрос три с половиной недели назад? Вопрос со странным словом. Пролистав Дневник назад, я вижу, что странное слово было «Шарф-бери».

И тут я понял, что надо сделать! Всего лишь прочитать Дневники и посмотреть, есть ли там записи о чем-нибудь, чего я не помню. Да! Это устранит всякие сомнения. Собственно, препятствие только одно — времени требовалось очень много, поскольку пишу я пространно, — а сейчас все мое время занято другими проектами.

Я решил прочесть Дневники когда-нибудь в предстоящие месяцы, а до тех пор действовать, исходя из гипотезы, что память подводит Другого, а не меня.

Я пишу письмо

Запись от Двадцать четвертого дня Шестого месяца в Год, когда в Юго-западные Залы прилетел Альбатрос

Ниже приведена копия письма, которое я написал мелом на Полу Второго юго-западного Зала.

ДОРОГОЙ ДРУГОЙ!

ХОТЬ Я И НЕ МОГУ БОЛЬШЕ СЧИТАТЬ ПОИСКИ ВЕЛИКОГО ТАЙНОГО ЗНАНИЯ ДОСТОЙНОЙ НАУЧНОЙ ЗАДАЧЕЙ, Я РЕШИЛ, ЧТО МОЙ ДОЛГ И ДАЛЬШЕ ТЕБЕ ПОМОГАТЬ, СОБИРАЯ ДАННЫЕ, КОТОРЫЕ ТЫ ПРОСИШЬ. НЕХОРОШО, ЧТОБЫ ТВОЯ НАУЧНАЯ РАБОТА СТРАДАЛА ИЗ-ЗА ТОГО, ЧТО Я ПОТЕРЯЛ ДОВЕРИЕ К ГИПОТЕЗЕ. НАДЕЮСЬ, ДЛЯ ТЕБЯ ЭТО ПРИЕМЛЕМО.

ТВОЙ ДРУГ

Другой предостерегает меня насчет 16

Запись от Двадцать шестого дня Шестого месяца в Год, когда в Юго-западные Залы прилетел Альбатрос

Сегодня утром я пошел во Второй юго-западный Зал на встречу с Другим. Признаться, я немного тревожился. Иногда из-за беспокойства я слишком много говорю, поэтому сразу начал длинную речь, совершенно ненужную, поскольку говорил то же, что было в письме, только длиннее.

Впрочем, на ее середине я понял, что Другой меня не слушает. Он стоял, задумчиво опустив голову, и рассеянно звенел мелкими металлическими предметами в кармане пиджака. Сегодня на нем был серовато-черный костюм и белая рубашка.

— Ты ведь никого не видел в лабиринте, да? — внезапно спросил он.

— Кого-то еще? — уточнил я.

— Да.

— Кого-то нового?

— Да, — сказал он.

— Нет, — ответил я.

Другой пристально вгляделся мне в лицо, словно по какой-то причине сомневался в правдивости моих слов. Затем успокоился и сказал:

— Нет. Нет. Конечно нет. Здесь есть только мы.

— Да, — согласился я. — Есть только мы.

Короткое молчание.

— Если только в других частях Дома нет других людей, — добавил я. — В Очень Далеких Местах, где ни я, ни ты не бывали. Я часто об этом думаю. Эту гипотезу невозможно ни доказать, ни опровергнуть — если только я не наткнусь на следы человеческой деятельности, которую нельзя приписать нашим собственным Мертвым.

— Ммммм, — произнес Другой. Он снова глубоко задумался.

Опять молчание.

Мне пришло в голову, что я, возможно, уже натыкался на такие следы. Обрывки исписанной бумаги в Восемьдесят восьмом западном Зале! Они могут принадлежать кому-то из наших Мертвых, а могут — кому-то еще неизвестному. Я уже собирался рассказать о них Другому, когда он заговорил снова:

— Послушай. Можешь дать мне одно обещание?

— Конечно, — ответил я.

— Если встретишь кого-нибудь в лабиринте — кого-нибудь, кого ты не знаешь, — обещай, что не станешь с ним заговаривать, а, наоборот, спрячешься. Так, чтобы не попасть ему на глаза.

— Но подумай, какие возможности мы при этом упустим! — воскликнул я. — Шестнадцатое лицо почти наверняка обладает знаниями, которых нет у нас. Возможно, он мог бы рассказать о Дальних областях Мира.

Другой глянул непонимающе:

— Что? О чем ты? Какое шестнадцатое лицо?