Пираньи Неаполя

Пернатый сидел на ободке унитазе и укладывал монеты в два евро на костяшки пальцев, затем туго бинтовал руку повязкой, какую используют боксеры. Поверх три оборота скотча. Был слышен грохот – это Молочник и Квартира 40 перекрывали вход в туалет, а в отдалении приглушенные, но все же различимые футбольные кричалки. Пернатый знал их наизусть, сам любил поорать во всю глотку. “О-ле, о-ле, о-ле, “Наполи” лучше всех”, и еще “Ты – наша звезда, мы с тобою всегда”. Чуть слышно напевая, Пернатый прижимал к рукам скотч. Так он пел все сорок пять минут плюс дополнительное время, пока двойной свисток арбитра не объявил о конце тайма. Он отчетливо слышал эти два свистка. Или ему показалось? Пернатый поднял голову – впервые за все время, что был там, – и услышал топот. Идут. Сейчас начнется бардак. Настоящий бардак. Ругань, толкотня, потасовки мгновенно улеглись. Пернатый смотрел на толпу, которая текла, как лава, и вдруг запеклась гудящим комком. Пригнув голову, он стал пробираться к центру людской массы. Шел вслепую, получал тычки и затрещины, но не остановился, пока не увидел перед собой красно-синюю футболку Швейцарчика. Разъяренный, как бык, Пернатый изрыгал проклятия и орал: “Ублюдок! Да как ты посмел, как ты посмел обливать дерьмом Габриэле!” Первые два удара Швейцарчик принял не моргнув глазом – несмотря на маленький рост, он был крепыш. Только получив третью порцию, он понял, что всему виной его пост на форуме, и ответил, ударив головой Пернатого так, что рассек тому бровь.

Пернатый продолжал работать кулаками, ожесточенно, но беспорядочно, и, если бы не дружки, ему пришлось бы худо. Ситуацию спасло вмешательство Квартиры 40. Ударом наотмашь он вырубил троих, когда же добрался до Швейцарчика, чей нос был полностью свернут к левой скуле, заорал на него с такой яростью, что тот оцепенел. Как обычно бывает в затяжных потасовках, в драку ввязываются и те, кто не имеет к ней никакого отношения, и уже ничего не разобрать, потому что все против всех, а это значит, что скоро конец. Где-то в чреве трибун раздался свисток арбитра, призывающий к продолжению матча, и людской ком, превратившись в реку, снова потек, но в обратном направлении. В опустевшем коридоре перед туалетом остались Пернатый с дружками, да какой-то зазевавшийся разносчик чипсов и напитков, сложенных в висевший на шее короб. “Пятнадцать минут уже прошли?!” – единственное, что смог сказать Пернатый.

Квартира 40 вытащил на улицу Пернатого и Молочника, доставил их на машине в Конокал, после чего исчез. Они напоминали двух детей, которые подрались в школе и ждут, что их за ухо поведут к директору. Молочнику достался удар в лицо, у него была разбита губа. Пернатый чувстовал, как пульсирует щека, а правый глаз вообще не открывался. Только последний идиот мог наломать таких дров, теперь ему точно не поздоровится. Его поступок не был санкционирован, он не останется безнаказанным. План сработал. Пернатый попадет туда, куда так стремился, и теперь нужно лишь хорошо разыграть последнюю карту.

Журавль благодаря Квартире 40 был уже в курсе и ждал их на том самом месте, где разговаривал с Пернатым. Он не злился, не помахивал ремнем, как отец или старший брат, узнавший о драке. Он просто достал пистолет и ударил им Пернатого по лицу: “Какого черта? Куда ты лезешь?! Кто тебя просил?!” Перед лицом Пернатого покачивалось дуло револьвера. Самая деликатная его часть. “Куда? Куда ты лезешь?!” – повторял Журавль, повышая тон. Этот Пернатый действительно его достал! Журавль все твердил свой вопрос, крутил пистолетом то перед Пернатым, то перед Молочником и не слышал металлического звука, идущего откуда-то сверху. Дон Витторио стоял на балконе и стучал кольцом о перила. “Куда ты лезешь?!” – не унимался Журавль. Но провинившиеся не смотрели ни на него, ни на пистолет; их взоры были прикованы к балкону. Дону Витторио пришлось крикнуть: “Эй! Эй!”, чтобы Журавль наконец понял. Узнав голос Архангела, Журавль спрятал оружие и вернулся в дом, на ходу бросив подросткам: “Ни с места!” Но те и не думали убегать, стояли, задрав головы, покорно, как овечки.

Вскоре дон Витторио сам лично спустился вниз. Это было небезопасно: если узнают, что он нарушил правила домашнего ареста, он мигом окажется за решеткой. Особенно если учесть, с каким трудом этот домашний арест ему достался. Однако он хотел спуститься и спустился, выждав немного, чтобы Журавль предупредил секьюрити и те бдили в оба.

– Журавль и Пернатый, – начал Архангел, – да у нас больше крыльев, чем в аэропорту Каподикино[24].

У Пернатого не было никакого желания шутить, и все же он улыбнулся.