— Не совсем, — сказал Мазур. — Он любезно согласился меня подвезти до Чакона, вот и все…
— Сеньор путешествует для собственного удовольствия?
Мазур встретился с ним взглядом. Глаза у старикашки были нисколечко не наивными, в них читалось неплохое знание человеческой природы и людей — ну, понятно, работая в таком вот заведении, обретешь нешуточный жизненный опыт…
— Сеньор путешествует в поисках работы, — сказал Мазур, помнивший, что рассчитываться ему нечем. Быть может, удастся как-то договориться и списать все на счет заведения?
Ему показалось, что старикан просиял:
— Вот как? Сеньор спешит в какое-то конкретное место?
Мазур пожал плечами:
— Да как вам сказать, сеньор… Не особенно.
— Быть может, в таком случае вы не откажетесь побеседовать с сеньорой Розой?
— А кто это?
— Владелица заведения, сеньор… всех заведений, всего этого дома. Она хотела бы с вами побеседовать по делу, которое может оказаться для вас крайне выгодным…
Мазуру пришло в голову, что бродяги вроде него от таких предложений отказываться просто не имеют права. Не убудет, в конце концов… Почему бы и не пообщаться с хозяйкой? Чутье вещает, что по здешним меркам владелица столь крупного
Старикашка проводил его за портьеру. Там оказалась обширная комната, где за длинным столиком сидели с полдюжины дожидавшихся своего выхода стахановок постельного фронта. Девицы покуривали, попивали пиво из маленьких бутылочек и о чем-то беззаботно сплетничали. Пройдя мимо них, старик свернул к лестнице с широкими деревянными перилами.
Мазур шагал следом. В уме у него уже сложился соответствующий образ здешней хозяйки: сухопарая старуха с пронзительным взглядом, в черном глухом платье с огромной бриллиантовой брошью под морщинистой, как у черепахи, шеей. Он и сам не знал, откуда вдруг явился именно такой образ.
Между прочим, как оказалось парой минут спустя, не имевший ничего общего с реальностью. Деликатно постучавшись в высокую дубовую дверь, старикашка распахнул ее перед Мазуром, и они оказались в самой обычной комнате, ничуть не похожей ни на будуар борделя, ни на аскетичную контору. Два кресла, обтянутых веселеньким ситчиком в цветочек, старинный стол с букетом неизвестных ярких цветов в хрустальной вазе, католическое распятие на стене, а другая стена затянута темно-алой портьерой.
В одном из кресел, закинув ногу на ногу, сидела довольно приятная дама лет сорока с небольшим, чуть полноватая и определенно красивая, этакая пышноволосая брюнетка в желто-палевом платье, легком, но строгом. Более всего она походила на холеную и беззаботную супругу преуспевающего дельца из какого-нибудь фильма о высшем свете.
Небрежный жест указательного пальца, унизанного кольцом с крупным бриллиантом — и старикашка улетучился, словно его и не было никогда. Судя по всему, это и была хозяйка, поскольку никого больше в комнате так и не появилось. Мазур вежливо поклонился и остался стоять у порога, как и подобало знавшему свое место бродяге из низов общества.
— Садитесь, — сказала хозяйка. — Меня зовут Роза, и мне выпало несчастье быть хозяйкой всего этого заведения…
— Почему же несчастье? — светски спросил Мазур, усаживаясь и ставя рядом с креслом сумку. — По-моему, заведение весьма даже респектабельное и довольно процветающее…
— Вашими молитвами, сеньор…
— Джонни, — сказал Мазур. — Зовите меня просто Джонни. Увы, фамилия у меня хоть и ничем не запятнанная, но такая заковыристая с точки зрения испанской грамматики, что ее мало кто может произнести. Если это не чересчур фамильярно и не погрешит против правил хорошего тона, зовите меня просто Джонни…
— С удовольствием, — сказала хозяйка, улыбнувшись Мазуру довольно обольстительно. — Джонни, вы изъясняетесь определенно как человек из общества…
— Как пишут в романах, я знавал лучшие дни, — сказал Мазур с непроницаемым лицом. — Превратности судьбы, знаете ли.
— Откуда вы?
— Из Австралии. Учился в колледже, но потом пришлось стать моряком, побродить по свету…
— Надеюсь, ничего… предосудительного за столь резким поворотом судьбы не стояло?
— О, что вы, сеньора Роза, — светски улыбнулся Мазур. — Просто-напросто юношеское легкомыслие… Я, знаете ли, всегда был парнем свободолюбивым и неуемным. Тошно делалось при мысли, что предстоит после колледжа каждый день тащиться на работу в костюме и галстуке, просиживать дни напролет в каком-нибудь пыльном офисе под бдительным взором надутого босса… Если начинать с нуля, с самой низкой ступеньки, долгие годы пройдут, прежде чем хоть немного приподнимешься… Наша Австралия в некоторых отношениях безмерно скучна — этакое сонное захолустье…
«Эк я чешу! Словно по-писаному! — подумал он с законной гордостью. — А она, в общем, взирает довольно благосклонно, вроде бы игриво даже. Донна Роза де Альвадорес, тоже мне…»
И далее он именовал собеседницу в мыслях не иначе как «донна Роза».