Пиранья. Флибустьерские волны

Отправив его в беспамятство двумя ударами, Мазур огляделся. Оба юных аборигена, прыгая на месте и махая руками, вопили что-то неразличимое, но, несомненно, одобрительно-восторженное. Никак не походило, чтобы они сокрушались по поводу столь беззастенчивого разгрома сил правопорядка, скорее наоборот...

Ободренный, Мазур рысцой направился в ту сторону – главное, не бежать сломя голову, никто вокруг, кроме этих шкетов, еще не сообразил, что произошло...

– Ола, омбре! – заорал один из парнишек, приглашающе махая Мазуру одной рукой и указывая другой куда-то на задворки церкви.

Подбежав, Мазур обнаружил в указанном направлении выход на узкую кривую улочку – ага, старая часть города, лабиринт переулочков... Бросился туда. Пацаны почти одновременно воздели большие пальцы в знак одобрения. Молодцы, мимолетно умилился Мазур, проносясь мимо. А ведь сроду в комсомоле не состояли, не говоря уж о пионерии, в жизни не слышали о классовых противоречиях и борьбе с империализмом янки – просто-напросто живут по инстинктам, белую полицию не любят, а больше ничего и не надо...

Оказавшись на той самой кривой улочке, он сбавил темп и уже не бежал, а шел размашистым шагом человека, куда-то ужасно спешащего – но не скрывающегося, упаси Господи! Время от времени демонстративно поглядывал на часы, качал головой, досадливо охал и прибавлял шагу. Судя по реакции редких прохожих, его никто ни в чем не подозревал.

Свернул направо, потом налево, увидел в конце улочки перпендикулярно ее пересекавшую другую, широкую, с потоком автомобилей – и направился туда. Затоптался у кромки тротуара, опять-таки поминутно взметывая к глазам запястье с часами.

Без малейших поползновений с его стороны рядом лихо притормозило свободное такси, водитель перегнулся назад и распахнул заднюю дверцу – ага, высмотрел клиента, проныра...

Плюхнувшись на сиденье, Мазур облегченно вздохнул и назвал адрес – тот самый квартал Ремихио, однако номер дома из предосторожности указал другой, соседний, не двадцать третий, а двадцать первый. Водила кивнул и стартанул под визг покрышек.

Самое время, пользуясь передышкой, обдумать расклад. Его, конечно же, никто пока не ищет. Даже если побитые очухаются быстрее, чем он рассчитал, даже если какая-то законопослушная душа, узрев из окна побоище посреди площади, стукнет в полицию, все равно масштабной облавы с участием представителей всех многочисленных разновидностей силовиков придется ждать долгонько... В любой стране обстояло бы одинаково. Бюрократия – великая вещь. В данной ситуации Мазуру ее незыблемые законы только помогают. Сначала морские полицаи доложат о случившемся своему начальству. Потом это начальство доложит кому-то повыше – и уж начальство номер два начнет связываться с «братскими» службами – армейской полицией, гражданской, чертом лысым... Времени эти переговоры и согласования отнимут изрядно, много воды утечет, прежде чем выступит сомкнутыми рядами вся королевская конница и вся королевская рать... Не стоит предаваться безудержному оптимизму, но пара часов – или, по крайней мере, час – у Мазура в запасе имеется. И потом, искать будут не серийного убийцу, не маньяка-душителя блондинок – всего-навсего дезертира, начистившего чавку патрульным. А это влияет на умонастроение охотников – не делает их менее профессиональными, но чуточку расхолаживает. Вряд ли всякий армейский полицейский будет пылать благородным гневом, узнав, что по роже получили морки... И наоборот. Главное, не будет никаких таких чрезвычайных мер. До сведения всех патрульных, к какой бы разновидности они ни принадлежали, доведут приметы Мазypa – но основываться-то наверняка будут на фотографии того самого Росса! Ищут-то Росса, обросшего дикой бородой...

Словом, шансов немало. Попробуем выкарабкаться. Вовсе не факт, что всякого проворного колобка непременно должна сцапать в финале лиса...

Порядочки, мать вашу! Разгильдяйство!

Мазур долго чертыхался про себя, плетясь по солнцепеку. Он искренне полагал, что, как это принято во всем мире, двадцать третий и двадцать первый дома будут располагаться рядышком или по крайней мере на незначительном отдалении. Однако нумерация в том квартале оказалась специфическая, словно тот, кто развешивал в свое время номера, оказался мертвецки пьян. К двадцать первому с одной стороны примыкал двадцатый, а с другой – двадцать четвертый. Четные и нечетные причудливо перемешаны, так, что рехнуться недолго. Куда только власти смотрят?

Проплутав с четверть часа, он обнаружил наконец двадцать третий дом – не менее чем в полумиле от двадцать первого, да вдобавок на другой стороне улицы, меж восемнадцатым и шестым. Трехэтажное здание, не шикарный особняк, но и на трущобы не особенно смахивает.

Поднявшись на второй этаж, он деликатно постучал костяшками пальцев. Довольно быстро послышались шаги. Пакита, в легкомысленном халатике, распахнула дверь, отчаянно зевая.

Глаза у нее стали квадратными:

– Джонни?!