Пиранья. Звезда на волнах

Мазур вошел первым. Под потолком бесшумно вертелся неизбежный вентилятор, несколько стеклянных ящиков, полированный прилавок и полки темного дерева были завалены и заставлены столь же случайными, самыми неожиданными вещицами: модели парусных европейских кораблей, китайских джонок и каких-то вовсе уж непонятных судов, те же облезлые сабли и целая вязанка громадных шпор, бубенчики, деревянные драконы, тускло-золотой эполет неведомой историкам армии, два огромных, тронутых ржавчиной фонаря из тех, что в старину прибивали к корме кораблей, и еще куча всякой всячины, так что глаза разбегались, не в силах рассмотреть всего.

За прилавком восседал пожилой китаец в черном халате и темной шапочке с яшмовым шариком наверху. Столь старомодное одеяние былых мандаринов Мазур видел лишь на какой-то картинке. Вместо того, чтобы умиляться очередной экзотике, он прагматично подумал: «А ведь в таком вот широченном рукаве можно спрятать не то что кольт а, пожалуй что, даже парабеллум артиллерийской модели, самый длинноствольный и габаритный из всех своих собратьев...»

Однако китаец и не подумал выхватывать из рукава нечто огнестрельное – он вежливо поклонился, самым церемоннейшим образом, собрал морщины в улыбку и осведомился:

– Господ интересуют редкости? В таком случае они сделали удачный выбор, переступив порог моего скромного заведения...

Мазур ответил ему в тон:

– Не имеем ли мы чести видеть перед собой почтенного Хоп Сина?

– Это для меня честь, господа, – узнать столь неожиданно, что мое ничтожное имя известно даже за пределами этой убогой лавки... Счастлив буду предложить вам все, на чем остановится ваш благосклонный взгляд истинных ценителей прекрасного.

– Боюсь, дело обстоит несколько иначе, – сказал Мазур, чувствуя, что не может вырваться из тенет в я з к о г о церемонного стиля. – Это мы хотели бы кое-что вам предложить – тот самый товар, что вам обычно посылает почтенный Абдаллах, староста острова Чедангари...

Морщинистое личико не изменилось ни на йоту. «Вот это школа, – уважительно констатировал Мазур. – Нет, супротив ж е л т ы х мы все равно, что плотник супротив столяра... Это нас долго дрючат в засекреченных школах, а у него умение владеть лицом – врожденное, зуб даю...»

Старикан бесстрастно сказал:

– Обычно эти товары привозил господин Джонни...

– Море полно случайностей, увы, – сказал Мазур, едва не поправив несуществующий смокинг. – Одна из таких и настигла господина Джонни – я имею в виду случайности безвозвратные...

– Это печально... – сказал китаец. – Как здоровье господина Абдаллаха? Как поживает его очаровательная дочь... я, скудеющий умом под грузом лет, запамятовал ее имя...

– Лейла, – сказал Мазур. – Мою супругу зовут Лейла.

– Ах, вот как? Примите мои поздравления, любезный господин, женитьба знаменует переход человека в иное, более ответственное состояние, поднимающее его в глазах общества...

А вслед за тем он с самым непроницаемым выражением лица задал еще несколько вопросов – пустяковых вроде бы, но точно на них мог ответить только тот, кто и в самом деле обжился на острове, тот, кто знал д е т а л и, непредусмотренные никакой легендой.

Вот только Мазур мог ответить на них моментально и безошибочно. «Ага, понятно, – подумал он без всякой растерянности. – Источник такой осведомленности ясен. Н а ш, островной китаец. Разумная подстраховка в столь специфическом и потаенном бизнесе, как торговля вразвес комодскими варанами, за которую и я, и он можем огрести приличный срок по здешним законам...»

– Прошу вас, господа, – произнес китаец и с неожиданным для его преклонных лет проворством выбрался из-за стойки и направился в дверной проем. – Простите старику его неуемное любопытство, продиктованное затворничеством...

В комнате с низким столиком стульев, разумеется, не оказалось, но Мазур уже кое-как научился сидеть на полу, поджав ноги, хотя у него, конечно, получалось не столь ловко, как у Пьера. Старик проворно поставил расписной чайник, чашки, блюдечки с чем-то ярким и непонятным. Зная китайские привычки, эти яства с равным успехом могли оказаться как яблочным мармеладом, так и мышатами в сахарной глазури... Ничего не поделаешь, пришлось отведать согласно кодексу воспитанного гостя. «Пожалуй, все-таки не мышата, – решил Мазур, осторожно посмаковав тающую во рту сладость. – Хотя кто его знает...»

Многословно и церемонно извинившись за то, что вынужден ненадолго их оставить, старик вышел, шурша шелковым халатом.

– Ну что ты насторожился? – тихонько спросил Мазур. – Не зарежут же нас тут, я думаю, так бизнес не делают...

– Я им в жизни не доверял, не доверяю и доверять не буду, – так же тихо признался Пьер, передвинувшись так, чтобы сидеть лицом к дверному проему. – Хлебнул в свое время. Улыбаются с непроницаемой рожей, а потом палят в спину...

– Пессимист вы, мон ами, – сказал Мазур.

И засмотрелся, неумело притворяясь перед самим собой, что им движет лишь чувство прекрасного, не отягощенное более приземленными помыслами.