– Господин Багрецофф, двести восьмой?
Портье зевнул:
– Сидит в ба-аре, нонья... если еще сидит, а не лежит...
Мэй Лань, независимо вздернув подбородок, обошла стойку и направилась в широкий проем. Мазур заторопился следом.
Нельзя сказать, чтобы бар моментально являл входящим яркие картины разврата, порока и разложения. Он попросту был убогим, захламленным, до одури похожим на дешевую забегаловку на просторах родного Отечества, – разве что здесь гомонили на непонятных языках, этикетки на бутылках были другие, непривычные, и музыка из старенького музыкального автомата звучала самая что ни на есть экзотическая. А во всем остальном – полная аналогия. Совершенно по-расейски сосали спиртное субъекты разного цвета кожи и разреза глаз, что-то втолковывая друг другу, ссорясь, бахвалясь, хныкая и грозя. И официантка из местных, затурканная и обозленная на весь белый свет, казалась с в о е й. Табачный дым коромыслом, пьяные слезы и пьяный смех... Удивительным образом Мазур вдруг ощутил себя д о м а, и это наваждение не сразу прошло.
Мэй Лань, брезгливо покривив полные губы, высмотрела свободный столик и решительно провела туда Мазура. Официантка подбежала на удивление резво – должно быть, нездешний вид сих молодых людей разбудил в ней надежду на чаевые. Правда, заказ ее явно обескуражил спартанской простотой – но она без скрипа приперла две бутылочки пива и разочарованно удалилась. Стаканы были, в общем, чистые, бывало и хужее...
– И что дальше? – тихо спросил Мазур.
– Подожди, попробую его высмотреть... Ага, вон он...
Мазур присмотрелся. Субъект лет шестидесяти, выглядевший так, словно его последние пару часов крутили в стиральной машине, не сняв предварительно одежды, сидел за хлипким столиком в гордом одиночестве, подперев голову руками, вперив замутненный взор в наполовину опорожненную бутылку с чем-то прозрачным так, словно, буквально приняв известную латинскую пословицу, пытался усмотреть в сосуде некую истину. Физиономия унылая, исполненная житейской безнадежности.
– Сейчас я его вытащу, – сказала Мэй Лань, встала и энергично направилась к незнакомцу.
Рядом с Мазуром моментально нарисовался потасканный здоровяк, вроде бы европейского происхождения, покачался и спросил на неплохом английском:
– Эй, приятель, продаешь девочку?
Нравы здесь, надо полагать, были непринужденными.
– Исчезни, крокодил трипперный, – сказал Мазур, не поворачивая головы. – Кишки на вентилятор намотаю, тварь...
– Я понял... – сговорчиво промычал верзила и убрался, пошатываясь.
Мэй Лань, стоя над созерцателем сосуда, что-то пыталась ему втолковать. Тот слушал, но воспринимал реальность не без труда. Ну, кажется, дошло... Он встал и прямиком побрел к Мазуру. Плюхнувшись за его столик, уперся мутным взором, прохрипел:
– Приветствуем вашу милость... Эх ты, не понимаешь ни слова, мизерабль наглаженный...
Сказано это было по-русски. Мазур, не дрогнув лицом, совершенно равнодушно восседал за столом с видом Большого Босса. Как и надлежало по роли, вопросительно воззрился на девушку. Она торопливо пояснила пьяному:
– Я же говорила, мистер Багрецофф, он совершенно не понимает по-английски...
– Я с ним по-русски разговариваю, – пробурчал мистер Багрецофф.
– Русского он тем более не понимает, откуда? Пойдемте? Мне кажется, вы не вполне адекватны...
Багрецов поднял голову:
– Если вы мне, красавица, покажете обещанные деньги, я тут же буду адекватен, честное слово... Пойдемте... – пробурчал он, поднялся первым и, пошатываясь, направился к выходу.
Придержав Мазура на миг, Мэй Лань достала из сумочки лист бумаги и проворно сунула его во внутренний карман белого Мазурова пиджака:
– Когда зайдет речь, достанешь и отдашь мне... Усек?
– Ага, – сказал он хмуро.
Именно в этот миг он заметил двух мрачных субъектов европейского вида, торчавших в вестибюле у двери. Что-то очень уж проворно оба отвернулись, сделав вид, что глазеют на улицу, где не происходило ровным счетом ничего интересного. Очень уж приличный у них вид для этого заведения... Те, из «ситроена»? А может быть...
Судя по взгляду Мэй Лань, она тоже заметила тех двоих, но и ухом не повела, поднимаясь рядом с Мазуром по застланной пыльным ковром лестнице на второй этаж.
Номер Багрецова полностью соответствовал внешнему облику заведения – крохотный, меблированный со спартанской простотой. Поскольку хозяин плюхнулся на единственный стул, проворно вытащив из внутреннего кармана мятого пиджака прихваченную со столика бутылку, Мазуру ничего не оставалось, кроме как стоять с брезгливым видом у окна. Скрестив руки на груди и вздернув нос с величием истого аристократа, он бросил спутнице пару фраз на фантастическом наречии, включавшем и пару ходовых словечек из скандинавских языков, и собственную импровизацию.
Мэй Лань, глазом не моргнув, обратилась к Багрецову по-английски:
– Господин желает знать, способны ли вы в нынешнем вашем состоянии точно перевести русские слова...