Пиранья. Звезда на волнах

– Как только увижу денежки, запросто, – сообщил тот, печальным взором проследовал за бутылкой, выхваченной у него девушкой из-под руки и поставленной подальше на подоконник. – Как только, так сразу, что нам стоит...

Мазур взирая на соотечественника без малейшей доброжелательности – вопреки расхожим штампам, он вовсе не собирался умиляться только оттого, что этот тип с русской фамилией бухтит на родном языке. Этакий вот соотечественник ему категорически не нравился. Для власовца вроде бы молод, но не в том дело. Тогда, в Африке, недоброй памяти князь Акинфиев, его благородие, был откровенным врагом, несмотря на преклонные годы, – но чертов князь при всем при том был и личностью, волком зубастым. А этот человеческий обломок ничего, кроме брезгливости, не заслуживает...

Мэй Лань подала Багрецову бумажку с портретом американского президента, каковую бакшиш пьяница внимательно посмотрел на просвет, бережно сложил и упрятал во внутренний карман. Девушка выжидательно уставилась на Мазура, произнесла несколько слов – та же абракадабра от фонаря.

Вынув листок, Мазур совершенно естественнным жестом развернул его, бросил быстрый взгляд на то, что там было изображено, подал девушке. Все произошло так быстро и непринужденно, что Мэй Лань и не заподозрила ничего, ей было не до этого, и протянула бумажку Багрецову с неприкрытым волнением, поторопила:

– Побыстрее, пожалуйста!

Тренированная память Мазура надежно запечатлела и немудреный рисунок, и три строчки печатных букв.

* * *

Человек, старательно срисовавший русскую надпись, русским языком не владел совершенно – «и» кое-где оказалась перевернутой на манер более привычной «N», вместо «ж» и «щ» накалякано черт знает что, «ы», несомненно, поставила неведомого копировщика в тупик, но все равно видно, что он очень старался...

Мазур, скрестив руки на груди совершенно по-наполеоновски, с каменным лицом стоял посреди душного и тесного номера, слушая, как Багрецов, подбирая наиболее подходящие обороты, толмачит Мэй Лань на английском смысл записки. Она, в свою очередь, старательно «переводила» Мазуру английскую версию на немыслимую тарабарщину.

– Прибавить бы надо... – вздохнул Багрецов.

У Мазура язык чесался выдать на языке родных осин: «От мертвого осла уши, с Пушкина получишь, дефективный!», но он, понятно, сдержался.

– Прибавлю, – пообещала Мэй Лань. – У вас остались здесь какие-нибудь долги?

– За номер... Триста пятьдесят...

– Уладим, – сказана она решительно. – Собирайтесь, быстро. Поедете с нами.

– Это куда еще?

– В другое место. В другой отель.

– Да с чего бы это я с вами...

– Слушайте, вы! – Мэй Лань цепко ухватила его за ворот несвежей рубашки, притянула к себе. – В новой гостинице получите еще сотню. А здесь вам оставаться нельзя. Есть люди, которым очень хочется знать, что вы мне тут переводили... и они, подозреваю, не станут совать вам деньги. Они вас попросту придушат... Ясно вам? Собирайтесь живо!

К немалому удивлению Мазура, Багрецов не протестовал и не переспрашивал – вытянув из-под кровати старую объемистую сумку, принялся швырять туда пожитки. Должно быть, за время своих печальных странствий научился реагировать на близкую опасность не хуже бродячей собаки.

Мэй Лань проворно вытащила Мазура в коридор. Огляделась. Коридор был пуст.

– Ты видел черный ход?

– Ага, – сказал Мазур. – В глубине вестибюля, направо...

– Я с ним выйду первой, а ты постарайся задержать тех двух. Без церемоний, я тебя умоляю...

– А потом?

– Потом беги черным ходом. Свернешь направо, в переулок, когда он кончится – налево. Я там оставила машину. Усек? Только непременно сделай так, чтобы они нас не догнали...

– Стрелять в лоб или по ногам? – деловым тоном спросил Мазур.

– Да ну тебя! Никакой стрельбы. Только трупов нам не хватало... Черт, что он там копается?

Те двое так и торчали в вестибюле на прежнем месте. Мазур с безразличным видом, вразвалочку прошел к окну, встал в метре от них и столь же лениво пялился на улицу. Видел краем глаза, как девушка бросает перед портье пару банкнот, как, энергично волоча за локоть Багрецова, исчезает за дверью...

Двое моментально стряхнули сонную одурь и ринулись следом... но Мазур, будто бы невзначай, подбил переднего мастерской подножкой – и тот растянулся красиво, качественно, припечатавшись мордой к пыльному потускневшему ковру, – а второго цепко ухватил за локоть, возмущенно возопил:

– Ты чего толкаешься, прыткий! По морде давно не получал?

Тот развернулся к Мазуру, попытался уделать левой – и получил свободной рукой по кадыку, а мигом позже, надежности ради, – и по затылку. Тем временем первый, раскорячась, вскочил – и нарвался на два удара ногой, под коленку и под ложечку.

Все было в ажуре, оба ворочались на загаженном ковре, собирая пыль боками, шипя и охая от боли. В баре гомонили – и никому не было дела до баталии в вестибюле, надо полагать, подобное тут не в новинку... Оставался портье. Мазур проворно показал ему кулак – и абориген застыл за конторкой стойким оловянным солдатиком, уставясь в другую сторону, таращился на потолок так, что глаза из орбит полезли. Порядок.