Пират

— Это лукава, испанцы говорить — бамия. Моё племя мажется её соком от укусов мух. Я сейчас…

Индеец подхватил свой тесак и направился к бамии.

Высокий подлесок скрыл его ото всех, и только Драю видно было, как Ташкаль надрубил кору дерева и содрал полоску — засочился красноватый сок.

— Капитан!

Олег со вздохом поднялся и перетащил себя к такой далёкой бамии и неугомонному индейцу.

— Твоя мазаться!

Сухов набрал на пальцы клейкий сок и втёр в шею.

Липко, не слишком приятно, зато укусы взаправду перестали болеть. Даже желание зверски, до крови расчёсывать их пропало.

— Неплохо!

Намазав зельем руки и щиколотки, искусанное лицо, Олег ощутил маленькое облегчение.

— Очень даже неплохо! Спасибо тебе, Ташкаль. Спас!

Апач довольно осклабился и тут же построжел.

— Моя видеть плохих индейцев, — сказал он серьёзным тоном, — они крутиться рядом.

— Неуловимые мстители, — усмехнулся Сухов. Краснокожий покачал головой, поняв капитана по-своему.

— Моя видеть не мескито, — молвил он. — В лесу ходить майя. Мескито — охотники, майя — воины. Ташкаль знать: моя быть пленником у майя и бежать. Майя иметь… отсюда дальше на запад свой последний царство Ковох, оно вокруг озера Петен-Ица.[22]

— Усилим бдительность, — кивнул Олег, — упрочим обороноспособность.

Краснокожий помялся.

— Моя думать… — проговорил он неуверенно.

— Говори, Ташкаль.

— Моя думать, майя объявить войну всем испанцам и… тебе, капитан.

— Мне? — удивился Сухов. — А при чём тут я?

— Моя не знать, капитан, только тот балам, которого ты убить на Тортуге, был из майя. Моя видеть его раньше.

— Вот оно что… Хм. И что плохого я сделал майя?

— Моя не знать…

Олег обшарил глазами чащу, задумчиво потирая небритую щёку.

— Что, — послышался писклявый голос, — воркуете?

Джеронимо Перон стоял в пяти шагах от Сухова и довольно ухмылялся.

— Удивляюсь я тебе, Драй, — хмыкнул он. — Не мог уже для своих утех бледнолицего выбрать? Вон хотя бы Мейсонье! Смазливый вьюнош. А ты — с туземцем!

Олег сделал знак Ташкалю: не вмешивайся.

— Ты что, квадратная задница, ревнуешь? — тонко улыбнулся Сухов.

Перон побагровел, а Олег отвлёкся — и слегка насторожился.

Нет, флибустьер его пугал не особо, но что-то странное происходило в самом лесу. Майя? Да нет…

Мимо, шарясь по траве, пробежали кошмарные сколопендры, за ними торопливо ковыляли пауки и ещё какая-то многоногая нечисть.

Пожар, что ли? Да какой мог быть пожар в лесу, сочившемся от влаги?

А вот и пекари прошмыгнул, и мохнатый кинкажу. Вывод мог быть только один.

Олег встретился взглядом с индейцем, и тот, собранный, хоть и побледневший, утвердительно кивнул. Видимо, пришёл к той же мысли.

— Пахнуть, — вымолвил краснокожий.

Сухов втянул в себя воздух — тот наполнился диковинным ароматом мускуса. Это был резкий запах испарений муравьиной кислоты.

Вскоре в затихшей сельве послышался тишайший, но отвратительный шум — словно ветер перебирал сухие листья.

Только Перон ничего не замечал — нетерпеливо поглаживая рукоять палаша, он наслаждался испугом убийцы брата.

Первым желанием Олега было бежать отсюда, отступить как можно скорее, но было и другое хотение — отомстить наглецу Джеронимо, наказать так, чтоб неповадно было даже смотреть в его сторону.

— Они близко! — выдохнул Ташкаль.

— Знаю, — процедил Сухов.

— Ну? — рявкнул Джеронимо и с презрением сплюнул в траву жёлтую струю табачной жвачки. — Струсил?

— Да как тебе сказать… — медленно заговорил Олег, шаря глазами по кустам гибискуса и бегонии. Вот они!

Красно-бурые муравьи-кочевники полезли из зарослей плотным шевелящимся ковром, живым потоком футов в семьдесят поперечником.

Вооружённые кривыми жвалами-мандибулами, они шли, наступали, валили со скоростью человека, бегущего трусцой. Бесстрастно и бесстрашно, гоня перед собой любых хищников, орда насекомых текла слепо и неотвратимо, как вулканическая лава.

Перон, обуреваемый злобным торжеством, чуток промедлил, не упредил угрозу — и тысячи Муравьёв с ходу набросились на него.

Не испытывая ничего, даже ярости, насекомые деловито уничтожали врага, кусая, жаля, поедая поедом, проникая под одежду, во все щёлочки.

Джеронимо заорал, завертелся на месте, стряхивая с себя мурашей, размахивая зачем-то бесполезным палашом, но мелкие бестии брали числом, живой, кусучей волной поглощая пирата.

Мгновение — и того накрыло с головой, погребая вонючее тело под толстым слоем копошащихся насекомых.

Перон сделал пару шагов, подгибая колени, взмахивая руками, и упал. Крики его смолкли, сменившись противным шорохом миллионов хитиновых лапок, и на Олега повеяло удушающими парами муравьиной кислоты, да так, что слёзы брызнули, а горло драло, будто наждаком.

— Бегом отсюда! — заорал Сухов.

Ташкаля уговаривать не пришлось, он и так стоял в позе «На старт… Внимание…»

Вдвоём они одолели поляну и ворвались в становище с криками:

— Спасайтесь! Муравьи идут!

Люди опытные тут же подпрыгнули как ужаленные, похватали оружие да прочие причиндалы морского разбойника и дунули прочь.

Те, кто смутно представлял себе опасность, ворчали, но стоило добраться до них первым муравьям-солдатам, как их движения сразу обрели быстроту.