Пират

— Не к морю! — надрывался Олег. — Муравьи идут туда же и нагонят нас! На север! На север!

Обходя по дуге муравьиный прилив, пираты устремились прочь от ползучего ужаса сельвы.

Как бы не час они ожесточённо врубались в заросли, пытаясь уйти как можно дальше, и их усилия оправдались.

А ещё час спустя передовой отряд выбрался на узкую, но хоженую тропу. С обеих сторон над путниками нависала густая листва красного имбиря и генекена, подлеска, каким-то образом выживавшего под мощными кронами капоковых деревьев.

Непередаваемое счастье — просто идти, переступая через корни, накалывая палашом очередную змею и отбрасывая её в сторону.

И никакой рубки!

Бивак разбили на возвышенности, в редкой роще хлопковых деревьев, где ветер с близкого моря сдувал москитов. Избавиться от кровопийц вовсе не удалось, зато они уже не брали, как прежде, неисчислимым количеством.

Когда стемнело, колья были вбиты и гамаки натянуты, навесы в виде шалашей без стен выставлены, а костры разожжены.

Правда, пировать особо не выходило — зажарили пекари, смахивавшую на маленькую мохнатую свинку, и пару обезьян. Закусили подгнившими фруктами. Скудная трапеза, но хоть такая…

— А что с Пероном? — поинтересовался невозмутимый Олонэ, развалившись меж двух сильно выступавших корней, как в кресле.

Сухов пожал плечами, глодая кость.

— А что бывает с человеком, которого кусают сто тысяч здоровенных муравьёв? — ответил он вопросом, по сути, риторическим. — Или триста тыщ…

— По мне, так хватило бы и полсотни, — проворчал Франсуа, потирая места укусов.

Пламя костров разогнало мрак на вершине пологого холма, где пираты стали лагерем, и тьма над сельвой сгустилась ещё больше. Кроме витающих светлячков да первых звёзд — ни огонька.

Но если глазам не удавалось ничего увидеть, то слуху работёнка нашлась — тишины в джунглях отродясь не знали, тем более ночью.

Кричали обезьяны, вспугнутые змеями, трещали ветки, слышался топот. Гулкие удары, производимые золотогрудым дятлом, завершились пронзительным воплем большехвостого гракла — полное впечатление, что кого-то мутузили-мутузили, да и добили наконец.

А потом из леса донёсся гулкий, рокочущий звук, словно там кашлял человек, только громче и гортаннее.

— А это ещё кто? — прислушался Голова.

— Ягуар, — спокойно объяснил Ицкуат и добавил: — Голодный.

— Ну тогда я гулять не пойду, — решил буканьер и завалился в гамак. — Спать буду!

Вскоре, выставив охранение, заснул весь лагерь, три сотни лбов, грязных, потных, жадных до золота и не жалевших чужой крови.

Сухов усмехнулся и закрыл глаза. Голодный ягуар, бродивший вокруг, милый котик по сравнению с ними…

…Разбудила Олега тишина. Храп и стоны, кашель и бранливый шёпот не в счёт.

Утихли «позывные» ягуара, смолкли птицы.

Хорошо, если пернатые притомились и решили отдохнуть, а вдруг спугнул кто?

Полив на ладонь из фляги, Сухов омыл лицо и малость взбодрился. Покинув гамак, к которому так и не привык, он приблизился к костру и пихнул в плечо шатавшегося в полудрёме пирата:

— Ступай в мой гамак, я за тебя посижу.

Обрадованный флибустьер даже спасибо не сказал, сил не было, и живо занял Олегово место.

Не глядя на потрескивавший костёр, Олег внимательно осмотрелся. Часовых было немного, да и половина из них бессовестно дрыхла.

Сухов покачал головой — никакой дисциплины. Подходи и режь.

Не-ет, с таким стратегом, как Олонэ, благосостояние трудящихся вырастет не скоро. Бросать надо это дело.

И не дожидаться, пока кто-то покинет отряд, а сделать это первым. Такое поведение не понравится Олонцу? Его проблемы!

Олега отвлекла какая-то возня.

Мигом откатившись от костра в тень, он разглядел несколько смутных фигур. Послышался сдавленный стон, тихо звякнула сталь.

Сухов ухватил охапку более-менее сухого хвороста и швырнул её в огонь.

Света сразу прибавилось, позволяя разглядеть согбенные силуэты индейцев с перьями в волосах.

Не раздумывая, Олег выхватил «Флинтлок» и нажал на спуск.

Грохот выстрела произвёл волшебное действие — туземцы исчезли. Упав наземь, они быстро, как ящерицы, уползли в ночь, канув в лес.

Толстяк Люка, привстав на колено, выстрелил им вдогонку из мушкета, но завалил ли кого, вопрос.

А вот пираты не затеяли ровно никакой суматохи. Они не вскакивали, не метались в панике, но и грамотной погони тоже организовывать не спешили.

Просыпались, ругались, пряча среди брани вопрос: кто стрелял?

Некоторые даже садились, свешивая ноги с гамаков, а Франсуа Олонэ воздвигся во весь рост, громогласно вопрошая:

— Какого чёрта стреляли?

— Отбили атаку индейцев, капитан, — насмешливо ответил Сухов.

Тут к нему приблизился Ташкаль, вздохнул с облегчением и поманил за собой.

Олег, подхватив факел, двинулся, куда звали.

Индеец подвёл Сухова к его же спальному месту, куда давеча завалился дежурный. Он и сейчас занимал его место, только в гамаке покачивалось мёртвое тело — сразу пять шпаг вонзились в тело несчастного, решившего вздремнуть.

Три измазанных клинка валялись на земле, куда сквозь плетёный гамак сочилась кровь, а два изделия толедских оружейников так и покачивались, торча из ран.