Ничего не помогло – ни кулаки Магдалины, ни увещевания Бьянки, ни даже Гонсалес с отверткой, снявший, наконец, заднюю крышку и задумчиво уставившийся на внутренности аппарата:
– Лампы все горят… Значит – антенна. Эндрю, залезь на крышу, покрути…
– Кстати, и по радио чтото с полудня одно шипение, – вдруг вспомнила кубинка. – А еще…
И тут вдруг наступила тьма! Резко, словно ктото вырубил рубильник. Так ведь и вырубил! Разом погасло все – мерцающий экран телевизора, зеленый «глазок» приемника, люстра, лампочка во дворе… все!
– Боюсь спросить… – глухо произнес невидимый во тьме Громов. – А сестра Боба за электроэнергию всегда вовремя платила?
– Я заплатил, – Гонсалес осторожно подошел к окну и распахнул занавеску, впустив в комнату мертвенный свет звезд. – У меня и квитанция осталась.
– Значит – авария.
– Значит. Девчонки, фонарика в доме нет? У меня гдето в машине был, но без батареек…
– Фонарика мы не видали, – послышался в ответ голосок Лины. – А вот свечки на глаза попадались. На кухне гдето.
Бьянка встрепенулась:
– Я знаю – где. Принесу.
Желтый свет стеариновых свечей сразу придал комнате какойто радостный рождественский вид.
– Еще только елки не хватает! – зашлась хохотом Лина. – И – Санта Клауса. Ну что сидишь, дорогой? Вино уже кончилось?
– Да нет, много еще.
– Так открывай!
– Вы напрасно сразу столько свечек зажгли, – пододвинув бокал, Громов покачал головой. – А вдруг электричества долго не будет? Скажем, дня три!
– Ну ты и сказанул, Эндрю! Быть такого не может никогда, – убежденно отозвался Майк. – Здесь все же Америка, а не Куба. Починят завтра, думаю, к обеду уже, максимум – к вечеру. Ты что смеешьсято, Лина?
– Да фонарик твой вспомнила, который без батареек, – девушка взяла в руку бокал, посмотрев сквозь рубиновокрасное вино на свечи. – Это типа того, как с моей тетушкой случай вышел. Давно, лет десять тому… У нее тогда у одной на всей улице был телевизор, а тетушка – царствие ей небесное – человек добрый, все соседских детишек мультфильмы смотреть пускала, вот они и повадились чуть ли не каждый день. Тетушка на работу, а они ей – можно телевизор посмотреть? Она так и ответила: можно! Только не включайте.
– Ну? – непонимающе моргнул Майк. – И к чему ты это рассказала?
– Не знаю, – Лина повела плечом. – Наверное, к электричеству. Ну! Выпьем, что ли? За то, чтоб был свет! Эх, жаль не потанцевать… не под что.
– Ого! – бросив взгляд в окно, Гонсалес резко поставил на стол недопитый до конца бокал и поднялся на ноги. – Это еще что такое?
– Где?
– Да вон, на дороге… Смотрите – свет фар.
– Так машины едут… и что?
– Да ничего, – молодой человек нервно обернулся. – Просто вы только гляньте, сколько их! Откуда, куда в таком количестве, на ночь глядя? Прямо какойто исход.
– Да ну тебя – исход, – язвительно отмахнулась Лина. – Скажешь тоже. Просто молодежь, как всегда, катается. Видать, какойнибудь местный праздник, день урожая или типа того. Вообще, может, съездим, посмотрим?
– Съездим, – допив вино, Гонсалес согласно кивнул. – Только надо ружье на всякий случай с собой прихватить.
– Ружье? О, святая дева!
На тянувшемся вдоль реки шоссе из Эйкена в Бамберг и в самом деле творилось чтото странное – легковые автомобили, переполненные автобусы, набитые скарбом грузовики тянулись один за другим сплошным потоком, напоминающем огромную, с мириадами светящихся глаз – змею. Прохладный ночной воздух дрожал от гула моторов и шелеста шин.
Выйдя из машины, Майк задумчиво побарабанил пальцами по капоту:
– И куда ж они все, интересно? Может, мы чегото не знаем?
Конечно, они не знали. Но могли бы и догадаться уже!
– Так давайте спросим! – предложила Бьянка. – Остановим когонибудь и спросим.
Напрасно они размахивали руками – не останавливался никто, всех словно бы охватило какоето непонятное сумасшедствие, тщательно скрываемая – а, скорее, уже и не скрываемая – паника. Насколько можно было рассмотреть, люди ехали целыми семьями – со стариками, с детьми…
Вот одно из авто, по виду – родом из тридцатых годов – наконец, остановилась метрах в двадцати от ведущей с фермы грунтовки. Хлопнула дверца.
– «Хадсон Терраплан» тридцать третьего года, – направляясь к застывшей на обочине машине, Гонсалес с ходу определил марку. – Шесть цилиндров, коробка трехступенчатая, объем… не помню уже, какой у него объем. Но тачка мощная! Старая, правда… Эй, как поживаете, сэр?
Застегнув штаны, водитель – средних лет мужчина в очках и мятой пиджачной паре – затравленно обернулся:
– Если вы хотите со мной, то напрасно. Имейте в виду, у меня револьвер!
– А у нас ружье, – натянуто хохотнул Громов. – Да и своя машина имеется.
– Так что случилосьто, может, скажете? – выступив вперед, Лина преградила незнакомцу дорогу.
Тот, сняв очки, нервно протер их подолом выпроставшейся из брюк рубашки:
– А вы что же, ничего не знаете?
– Так газет не выписываем, а радио целый день молчит, шипит только.
– Наши бомбили Москву, Ленинград, Киев… – тихо промолвил мужчина. – А русские нанесли ракетный удар по НьюЙорку и Вашингтону.