Пират.Дилогия

Пожав плечами, Громов еще около часа ждал у паперти, пока возлюбленная не закончит с ранеными. Просто стоял, потом присел на скамейку, смотрел на небо с беловатосерыми, похожими на плотный овсяный кисель облаками, думал. Он, конечно же, как и подавляющее число россиян, считал себя человеком верующим, православным, на том основании, что красил яйца на Пасху и по большим церковным праздникам посещал храм. Ну в отличие от многих – еще мог прочесть Символ веры и знал на память несколько коротких молитв, правда, иногда слова путал… все же искренне верующим Андрея, наверное, назвать было бы нельзя, как выразился както его знакомый батюшка – «невоцерковленный христианин», – вот так примерно. Отнюдь не фанатик, Громов, как и большинство современных людей, никогда не руководствовался в общественных и личных вопросах какимито бы ни было церковными понятиями, и, оказавшись в совершенно иной эпохе, частенько забывал, что здесьто, в прошлом, сознание людей было чисто религиозным… Почти у всех. А у родившейся в католической Испании Бьянки – тем более! Эта девчонка относилась к религии более чем серьезно… тем более, от страшной смерти ее когдато спасли именно иезуиты – спецназ воинствующего католицизма, если можно так выразиться.

И если уж баронесса заявила, что берет все в свои руки – с этим нужно было считаться. Хотя, наверное, правильней было бы, чтоб именно жена перешла в веру мужа – приняла православие… Вот только согласилась бы на это Бьянка? Наверное, всетаки согласилась бы скрепя сердце, но это оказалось бы для нее очень тяжелым делом… в отличие от полуатеиста (вот именно так – полуатеиста, как и девяносто шесть процентов россиян) Громова, которому было по большомуто счету все равно, каким образом верить – главное, чтоб в Христа. И заставлять возлюбленную отступиться от своей веры он не считал правильным, по крайней мере – пока. Вот вырваться на свободу… сиречь – вернуться в свое время, домой, вот тогда… тогда и посмотрим.

Идею о возвращении Андрей не забывал никогда, тем более что он ныне командовал «Красным Бароном», а это коечто значило: он и Бьянка не пропустили ни одной грозы, постоянно прибегая на корабль при первом же громе и проблеске молний. Правда, таких уж особых гроз пока что и не было, так, пару раз сверкнуло.

Служанка, она же и горничная – смешливая кудрявая девчонка по имени МариАнж, нанятая баронессой в первый же день после аренды дома – уже накрывала на стол в обеденной зале, недавно отделанной все тем же плотником Спиридоном шикарными шпалерами из орешника, когда на первом этаже, в прихожей, вдруг послышался звон колокольчика – несмотря на позднее время, ктото решил заглянуть в гости.

– Том, открой, – поднявшись на ноги, Андрей оперся на балюстраду, ограждавшую залу от лестницы и находящейся внизу прихожей, с отгороженным плотной занавеской углом, выделенным для проживания кухарки и горничной.

– Извиняюсь, что слишком поздно, – послышался чейто резкий, полностью лишенный и намека на музыкальную приятность голос, скорее даже – сипение, принадлежащее… начальнику городской милиции месье Эмилю Дюпре, чьи ополченцы буквально только что сражались столь героически и, самое главное, умело, что не принять сейчас их командира значило бы проявить чрезвычайное неприличие.

– Заходите, господин Дюпре, – любезно улыбаясь, Громов вышел навстречу гостю. – Прошу к столу, выпьем вина или сидра. Или… вы предпочитаете кальвадос?

– От стаканчика не откажусь, – услыхав про ядреную яблочную самогонку, начальник милиции кашлянул в кулак и зябко передернул плечами. – Чтото продрог, знаете ли.

Андрей тоже плеснул себе огненного, пахнущего яблоками напитка, коим так славилась Нормандия, и, подняв стакан, предложил помянуть погибших.

– Верно, помянем, – сухо кивнув, Дюпре тут же, не поморщившись, выпил и, отказавшись от закуски, многозначительно глянул в сторону слуг. – Поговорить бы, месье капитан.

– Поговорим.

Громов махнул рукой Тому и служанке, тут же спустившихся вниз; за ними, сославшись на какието неотложные хозяйственные дела, деликатно удалилась и Бьянка, оставив мужчин одних.

– Вы кажетесь мне честным человеком, месье Тоннер, – решительно начал гость. – Да и дрались вы нынче славно, и организовали все, как надо… До васто было – хоть караул кричи! Так вот, господин капитан… – командир ополчения понизил голос. – Хочу поделиться с вами коечем.

Молодой человек ободряюще улыбнулся:

– Я – весь внимание, месье Дюпре!

– Мне очень не понравился английский фрегат! – оглянувшись, произнес гость едва ли не шепотом. – И не только он, впрочем – еще две шхуны и шлюп, которые бомбардировали город.

– Мне они тоже не понравились, – согласился Андрей. – Как и все англичане, которым мы, смею думать, задали хорошую трепку.

– Две сукновальные мельницы, оружейная мануфактура, склады, – прищурившись, перечислил месье Дюпре. – К ним еще добавить старый амбар возле церкви Святого Леонарда, с недавно привезенной пенькою. Они все сгорели! Сгорели от английских ядер, господин капитан!