Трактирщик набожно перекрестился на висевшее в углу распятие и, прошептав слова молитвы, продолжил:
– Если и сказать про кого – «дьявольски удачлив» – так это про него, про капитана Алонсо Гарригу! О, много чего я мог бы поведать об этом вонючем ублюдке… Но не буду, не люблю попусту болтать языком. Скажу лишь одно – если где и можно его достать, так только в колониях: в СанАгустине, во Флориде, у него даже имелся дом. Наверное, и сейчас имеется – этот проклятый гад любит вести богатую жизнь.
– А Картахена?
– Он заглядывает туда раз в пятьсемь лет, сейчас как раз недавно был. Обновил колодки для живого товара, цепи и все такое прочее, что привозят в Картахену из Бристоля. Если ты, господин, согласен ждать еще по крайней мере пять лет… Может, тебе и повезет – дождешься, а может, Гаррига со своим проклятым кораблем вообще больше в Испании не объявится, поселится гденибудь в Новой Англии – заживет себе припеваючи, как почтенный и обеспеченный человек, денег у него хватит.
– Что, и впрямь может остаться? – настороженно переспросил молодой человек.
– Говорю ж, может! – старик пригладил бороду. – Слухи такие ходили, да и знакомый шкипер недавно слышал, как сам Гаррига говорил об этом в Картахене, в портовой корчме.
– А почему корабль называют проклятым? – напоследок поинтересовался Андрей.
Камило Моряк неожиданно хватанул кулаком по столу и, без закуски опрокинув в себя стакан рома, выдохнул:
– Так потому и называют! Потому что – проклятый. Говорят, одна ведьма из Валенсии прокляла… Почти сразу же, как построили этот чертов корабль! Я когдато и сам служил там боцманом, правда, слава богу, недолго, дааа…
Старик понизил голос и настороженно оглянулся по сторонам, словно ктото мог их подслушать здесь, в каморке под самой крышей таверны:
– Не один раз и не только я это видел… Видения! Будто заходишь в знакомый порт – а там все не так! Огромные – с мааленькими мачтами – суда, белыебелые… плывущие со страшной быстротой стрекочущие лодки без парусов и весел… Господи, тот сойдет с ума, кто хоть раз видел все это!
Молодой человек закусил губу – вот оно! Наконецто! Теперь точно ясно – «Красный Барон», в этом судне все дело.
Искать, искать… Однако – Америка! Как туда добратьсято? По морю, как… А можно и подождать лет пять – не каплет. А что? Служба есть, жалованье… вот только воспоминания о Бьянке…
– И часто такие вот… видения возникали?
– Да не очень. Обычно в грозу или перед грозою.
Молодой человек заметил какуюто странную суету, еще подходя к дому, но не придал значения – домовладелица, донна Эвальдия, вотвот должна была вернуться из поездки на реку Льобергат, к мельницам – наверняка она вернулась и теперь устроила выволочку разленившимся без хозяйского ока слугам.
Краем глаза глядя на ошивающихся во дворе хмурых молодцов – эти еще здесь зачем, носильщики, что ли? – молодой человек поднялся к себе и, войдя в темную – с закрытыми ставнями – комнату, громко позвал Жоакина:
– Эй, Перепелка, ты дома? Чего в темнотето сидишь?
Ответом была тишина… хотя нет, в комнате явно ктото находился… был… Воры?
Молодой человек потянулся за шпагой…
– Здравствуйте, сеньор лейтенант, – раздался вдруг чейто глуховатый голос, и тотчас же с грохотом распахнулись ставни, впуская в помещение яркий дневной свет… едва привыкнув к которому, Громов закусил губу и попятился: за столом, нагло развалился какойто толстяк с тоненькими пошлыми усиками, чемто напоминающими тараканьи. В руках нахал вертел какуюто желтоватую бумагу с красной печатью, а изо всех углов в Андрея целились из мушкетов солдаты.
– Что такое? – изумился молодой человек. – Вообщето я здесь живу.
Наглый толстяк ухмыльнулся:
– Мы знаем. Отдайте вашу шпагу, сеньор, иначе я вынужден отдать приказ стрелять!
– Что?
– Вы арестованы, сеньор Громахо! Арестованы по указанию губернатора дона Мендозы. Вот письменный приказ, извольте.
Глава 7
Зима – весна 1706 г. Барселона – Атлантика
Висельник
Откудато сверху в подвал проникала вода, капала, стекала вниз тонкой струйкой – видать, там, наверху, на свободе, шел дождь. Привстав, Андрей нащупал стену, подставил под струйку широко открытый рот. Здесь, в одиночке, не было даже окна, лишь иногда тюремщики приносили свечу, перо и бумагу – узнику разрешалось подавать прошения на имя короля Карла. В письменной форме – а в те времена мало кто из простых людей умел читать и писать.