Призвав на помощь всю силу духа, Дрейк делал все возможное, чтобы успокоить команду. Он лично следил за промером глубины и заявил, что лотлинь слишком короток, чтобы достичь морского дна. Возможно, это был хороший знак, но не для Флетчера. «Наши несчастья, казалось, только множились, ибо если поначалу мы не могли ожидать ничего, кроме быстрой гибели, то теперь стало ясно, что нам стоит ждать скорее медленной смерти, каковая участь из этих двух казалась во много раз страшнее, и вряд ли кто-нибудь по своей воле согласился бы выбрать подобную». Дрейк все это время произносил «веселые речи и ободрял остальных». Их корабль прочно застрял, и у них имелись на выбор два варианта: оставаться на нем либо покинуть его, «чтобы найти какое-нибудь другое убежище для отдыха, однако и лучший из этих двух [вариантов] выглядел хуже, чем тысяча смертей». Предпочтительнее, по оценке Флетчера, было погибнуть всем вместе, «чем, лишившись всех своих друзей, жить в чужой стране; даже жизнь в глуши среди диких зверей, в одиночестве, подобном одиночеству птицы на горной вершине, без всякого утешения, не так плоха, как жизнь среди диких язычников, где нет свободы ни душе, ни телу». Они сумели пересечь Атлантику, преодолели Магелланов пролив и тысячи миль Тихого океана, им угрожали мятежи и гибельные штормы, испанцы и гигантские крабы, способные клешнями откусить человеку палец, – и после всего этого им суждено было застрять на окаянной песчаной отмели среди неизведанных просторов океана.
Взвесив шансы на выживание, Флетчер пришел к мрачному выводу: «Наш пинас никоим образом не мог перевезти за один раз более 20 человек, а всего нас было 58 человек; ближайшая суша была в шести лигах от нас, и от берега все время дул встречный ветер». Даже если бы им удалось добраться до берега, они могли попасть в плен к враждебно настроенным местным жителям, «и хотя, быть может, нам удалось бы избежать их мечей, но жизнь наша стала бы хуже смерти, не только в смысле горестного плена и телесных тягот, но более всего в отношении нашей христианской свободы… среди ужасных нечестий и дьявольского идолопоклонства язычников».
Команда молилась всю ночь, «утешая себя и принося молитвой покой в свои сердца», но с рассветом положение ни на йоту не изменилось. Прилив не поднял корабль с отмели; они не плыли и не тонули. Они благодарили Бога хотя бы за это и «со слезами призывали Его благословить труды наши». Но просьбы оставались напрасными; у них не было «другого средства утешения, кроме молитвы и слез». Казалось, никакими человеческими силами – «ни предсказаниями, ни советами, ни действиями нельзя было добиться избавления нашего корабля, если только сам Господь не взялся бы совершить чудо».
Чтобы укрепиться духом, они прибегали к «таинству тела и крови нашего Спасителя». Почти все были уверены, что это их последнее причастие; оно почти не принесло подавленным и напуганным людям успокоения. Хотя Флетчер, Дрейк и команда считали себя протестантами, их обряды были во многом похожи на обряды английского католицизма, поэтому они причащались, исповедовались и соблюдали другие ритуалы католической церкви.
Наконец они предприняли последнюю попытку. Они разгрузили корабль, «выбросив в море часть добра», в том числе груз драгоценной гвоздики. Увидев, что это не помогло, они отправили за борт мешки с мукой, бобами и другими продуктами, «той самой пищей, от которой зависело спасение нашей жизни». Как вспоминал Фрэнсис Претти, в отчаянном стремлении выжить они избавились от тонн драгоценного груза. «Мы освободили наш севший на скалы корабль от трех тонн гвоздики, восьми пушек и некоторого количества муки и бобов». Но корабль по-прежнему не двигался. Затем они выбросили в море оружие. «Золотая лань» упорно стояла на месте. Если бы они каким-то чудом смогли остаться в живых, дальше им пришлось бы полагаться только на Божью помощь и надеяться, что он «выведет нас из того крайне отчаянного положения, в котором мы оказались» и «оборонит нас от наших врагов, и позаботится о нашей безопасности и свободе».
Измученный отчаянием, Флетчер обернулся к Дрейку и грубо заявил, что они наверняка погибнут здесь, и это будет справедливой Божьей карой за то, что он обезглавил Томаса Даути в бухте Сан-Хулиан.