Пират

Потом мы отыскали лагерь буканьеров, и я вошел туда один. Я думал, что мне зададут кучу вопросов, и заранее продумал все ответы, по большей части лживые. Однако меня не стали допрашивать с пристрастием. Когда я сказал, что меня ссадили с корабля на берег, я ожидал, что они спросят, почему капитан решил избавиться от меня. Но они не спросили. Они поинтересовались, охотился ли я прежде. Я сказал, что убил двух свиней, лань и оленя, пока искал людей на острове, и накоптил мяса. (Я показал несколько кусков копченого мяса.) Вот и все. Я не был французом, и буканьеры наверняка это поняли, но последние две или три недели я много разговаривал с Валентином, а некоторые из них сами плохо говорили по-французски. В лагере жили пятеро охотников, свора псов и пара слуг. Слуги всю ночь поддерживали костры, чтобы отгонять москитов, а остальные спали.

На следующее утро мы отправились на охоту. Я выстрелил в оленя с близкого расстояния и промазал. К концу дня у нас было две лани, одна косуля и один олень — все не мои. Мы выпотрошили убитых животных и отнесли в лагерь, где слуги освежевали туши чуть ли не быстрее, чем я написал эту фразу, и начали нарезать мясо для копчения.

Я спросил, не оставим ли мы часть мяса на ужин, и парень, к которому я обратился, плюнул мне под ноги. Его звали Ганье. На башмак мне он не попал, да и не метил в него, полагаю, но мне такое поведение не понравилось. Потом мужчина по имени Мелин объяснил мне, что, по обычаю Берегового братства, никто не ест, пока охотничий отряд не убьет столько животных, сколько в нем людей. Ночью, когда все спали, я хотел съесть немного копченого мяса, которое принес с собой, но в последний момент удержался.

На следующий день мы добыли шесть животных, и я опять не убил ни одного. Когда мы вернулись в лагерь и слуги принялись готовить ужин для нас, Ганье попросил меня показать мой кинжал. Я вытащил клинок и отдал ему. Он с восхищением рассмотрел его и попросил показать ножны. Взяв у меня ножны, он вложил в них кинжал и засунул себе за пояс.

Когда я попросил отдать кинжал, он просто послал меня подальше. Тогда я сбил парня с ног, крепко пнул пару раз и отобрал у него клинок.

В следующий миг охотники схватили меня и сказали, что мы с Ганье должны драться на дуэли. Мелин объяснил, что это будет честная дуэль, на мушкетах.

Дальше произошло следующее. Мелин отмерил двадцать шагов неподалеку от лагеря. Мы с Ганье встали на этом расстоянии друг от друга и выстрелили из мушкетов в воздух, чтобы заново зарядить оружие для дуэли. Потом заложили в ствол пороховой заряд, забили шомполом пулю, насыпали затравочный порох на полку и так далее. Ганье управился гораздо быстрее меня и стоял, поставив мушкет прикладом на землю, пока я заканчивал. Мелин велел мне встать точно так же.

— Теперь я буду считать до трех, — сказал нам Мелин по-французски. — Насчет «три» стреляйте. Если вы оба промахнетесь, можете перезарядиться и снова выстрелить, коли пожелаете. Поединок ведется до первой крови.

Это означало, что я должен был одержать победу с первого выстрела, поскольку Ганье заряжал ружье гораздо быстрее меня. Я решил, что целится и стреляет он тоже гораздо быстрее. Поэтому я вот как придумал: выстрелить первым, очень быстро, бросить мушкет и дать деру. Уже сгущалась тьма, все здорово устали за день, и я рассудил, что у меня есть хорошие шансы убежать. Я попробую забрать обратно свой мушкет, когда все заснут. Если не получится, буду жить в джунглях, как Валентин, пока не подвернется еще какой-нибудь случай.

Мелин откашлялся. Я не смотрел на него. Ганье тоже. Мы смотрели друга на друга.

— Un.

Казалось, прошла целая вечность.

— Deux.

Я приготовился — мой противник тоже. Я видел ненависть в его глазах даже с расстояния двадцати шагов. Я знал, что я собираюсь сделать.

— Trois!

Я вскинул мушкет, прицелился в Ганье и выстрелил. Мушкет сильно дернулся вверх и назад, но я чудом удержал его в руках.

Пару секунд я не видел Ганье из-за дыма. А когда увидел, он стоял сложившись пополам. Мушкет он выронил, я мог лишь таращиться на него, не веря своим глазам. На его месте должен был быть я.

Мелин подошел к упавшему Ганье и присел на корточки. Спустя несколько мгновений он встал, сообщил, что Ганье мертв, и сказал, что теперь нам следует поужинать и лечь спать. Ганье был первым человеком, которого я убил, и той ночью я молился за него.

На следующее утро он по-прежнему лежал там, когда мы отправились на охоту. В тот день я завалил оленя одним выстрелом, хотя Жуару пришлось добить его выстрелом в голову в упор. Ко времени нашего возвращения в лагерь слуги убрали тело Ганье. Я так и не узнал, что они с ним сделали.

Я охотился с буканьерами пару месяцев. Иногда я стрелял метко, а иногда промахивался даже с близкого расстояния — если вы охотник, то знаете, как такое случается. Ко времени, когда мы отправились на Тортугу, я крепко подружился со всеми четырьмя парнями.