Пиратское Просвещение, или Настоящая Либерталия

В колониальный период зафиибрагим существовали в границах острова Сент-Мари (который по-малагасийски по сей день называется Нуси-Бураха, то есть остров Авраама) и мало-помалу привыкли считать себя в первую очередь арабами [65]; те же, кто проживал на большой земле, давным-давно стали частью бецимисарака. Однако во времена Флакура они, кажется, играли практически ту же роль, что и группа зафирамини на юге, рассредоточенными общинами проживавшая на материке: обладали монополией на забой скота (при этом совершалась особая молитва, известная как миворика [66], хотя Флакур и говорит, что они не отправляли никакого иного культа и поклонялись лишь своему верховному божеству) и занимались торговлей, на что однозначно указывает сам факт, что обитали они на Сент-Мари – популярном месте стоянки иностранных купеческих судов.

Есть основания утверждать, что зафиибрагим всё же оставили свой след в истории поглотившей их впоследствии этнической группы бецимисарака. Среди народов Мадагаскара бецимисарака славятся не только эгалитаризмом и неприятием центральной власти, но также склонностью к философствованию и рассуждениям об устройстве мира [67]. Рассуждения эти имеют тенденцию принимать неизбежно дуалистический характер, по своей тональности часто совсем иной, чем в других частях Мадагаскара. В мифах бецимисарака постоянно подчеркивается создание вселенной и человечества в частности двумя противоборствующими силами: верхним творцом и нижним творцом. Космогонические легенды сообщают, что земной бог сотворил фигурки людей и животных из дерева или глины, но не мог их оживить; бог небесный вдохнул в них жизнь, но, как правило, из-за невыполненного обещания или невозвращенного долга он забирает ее назад; таким образом, как говорят, «бог убивает нас», и наши тела возвращаются в землю [68]. Именно этот дуализм, как представляется, вдохновил ранних европейских наблюдателей уподобить малагасийцев северо-востока манихеям [69]: по свидетельствам же ранних путешественников, этот подход некогда мог быть более распространенным. Малагасийские информанты объясняют, что, хотя они признают существование далекого божества наверху, во власти которого в конечном счете давать и отбирать у них жизнь, хвалы они ему не возносят, но обращают свои молитвы и жертвоприношения к тем земным силам, от которых непосредственно зависят их повседневные беды и в образе которых европейские наблюдатели однозначно видят дьявола. Свидетельства подобного рода позволили Полю Оттино предположить, что зафиибрагим были явными гностиками, возможно, карматского или исмаилитского происхождения [70]. Это малоправдоподобно, хотя какое-то влияние гностицизма вовсе не исключено.

Что известно точно, так это то, что в период расцвета зафиибрагим славились своим ревнивым собственничеством по отношению к женам и дочерям. Шарль Деллон, опубликовавший в 1669 году заметки об этом регионе, утверждает, что беспримерны в этом отношении в Антунгиле и Фенериве (Галамбуле) были мигранты со Среднего Востока.

Брак не обставлен правилами среди некоторых жителей Мадагаскара; они вступают в брак, не требуя взаимных обещаний и расстаются, когда только пожелают; обычаи эти противоположны в Галамбуле и Антунгиле; там стерегут жен, которые ни в чем не свободны, и тех, кто уличен в неверности, ждет смерть [71].

В другом месте Деллон называет этих людей бывшими мусульманами, вера которых ограничивается теперь в основном воздержанием от свинины и тем, что в отличие от соседей они ревнивы «до подлинного гнева» и «распутников» предают смерти [72]. В другом источнике упоминается о толпах мужчин из деревень на Сент-Мари, атаковавших голландских матросов за флирт с местными женщинами [73]; Флакур подтверждает, что жены и дочери у зафиибрагим не в пример другим малагасийцам были «столь же неприступны, как и наши собственные дочери во Франции, поскольку отцы и матери берегут их со всей тщательностью» [74].

Как и в случае с антемуру, всё это, несомненно, укладывалось в стратегию социального воспроизводства, способ сохранения статуса этнической группы как своего рода внутренних чужаков: иноземцев в глазах обычных малагасийцев, малагасийцев в глазах иностранцев. Стратегию эту было возможно проводить лишь с известной долей насилия и угроз насилия, в первую очередь – в отношении женской половины. Представление о снедающем зафиибрагим страхе быть поглощенными окружающим населением, возможно, дает миф о том, как они впервые появились на Нуси-Бурахе (острове Сент-Мари) – миф, который пересказывали еще в конце девятнадцатого столетия. Как считалось, их предок Бураха был рыбаком, который потерпел кораблекрушение и вместе с командой судна оказался на некоем острове, населенном исключительно женщинами. Туземки уничтожили его товарищей, Бураху же одна милосердная старуха днем прятала в большом ящике, выпуская по ночам порыбачить. В одну из ночей он повстречал дельфина, который согласился отвезти его в безопасное место, и доставил мужчину на остров Нуси-Бураха [75].