Пиратское Просвещение, или Настоящая Либерталия

Конечно, кто-то из наблюдателей просто заблуждался; однако также ясно, что иногда сами их собеседники – и малагасийцы, и европейцы – изо всех сил старались помогать им оставаться в заблуждении. Так, в 1733 году, Жозеф-Франсуа Шарпантье де Коссиньи, инженер на службе у французской Ост-Индской компании, познакомился в представительстве компании в Антунгильской бухте с неким «королем Болдриджем»: по-видимому, сыном знаменитого короля пиратов из Сент-Мари. Болдридж утверждал, что в регионе существуют еще два короля: Таме Цималау и неизвестный иным источникам де ля Рей. Коссиньи отмечал, что по сравнению с Болдриджем, который был рубахой-парнем, Рацимилаху показался ему человеком с тяжелым и неприятным характером.

Что же было на самом деле? Правда ли, что Рацимилаху действительно лишь контролировал часть этой особой территории? Или Болдридж просто напускал на себя важность, а Рацимилаху раздражался в ответ на его притязания? (И был ли тот Болдридж взаправду потомком Адама Болдриджа? Или, в свою очередь, тоже лгал?)

Трудно сказать что-либо наверняка; по крайней мере, мы очевидно имеем дело с кардинально иным понятием о верховной власти, чем всё, что нам известно из опыта Евразии того времени. Голова губернатора провинции времен Генриха VIII или Сулеймана Великолепного, который отважился бы на такое, незамедлительно оказалась бы на блюде [50]. Я подозреваю, что единственной причиной неопределенности всех обсуждаемых вопросов было то, что ни одно из этих королевств не имело широкой социальной базы – то есть чего-то сверх возможности поставить во фронт пару сотен или же, в исключительном случае, возможно – пару тысяч воинов. Представляется, что, если не считать правителей сакалава на западе, которые преобразовывали местный ландшафт – сводили леса, превращали поля в пастбища для своих огромных стад скота – и таким образом полностью перестраивали социальные отношения своих подданных, малагасийские «короли» этого периода по большей части существовали в своеобразном грабительском пузыре: у них было много великолепия и пышности, однако недоставало реальной возможности систематически вмешиваться в повседневную жизнь тех, кого они объявляли своими подданными.

Разумеется, в мире с давних времен было довольно жалких правителей-бандитов с грандиозными притязаниями, но из-за специфической ситуации на северо-востоке Мадагаскара в семнадцатом и восемнадцатом столетиях играть в эти игры было особенно легко. Наличие у пиратов огромных запасов добычи предоставляло этим людям возможность сохранять все внешние атрибуты королевского двора – золото и драгоценные камни, гаремы, синхронные танцы, – несмотря на решительное отсутствие инструментов для мобилизации человеческого труда в сколь бы то ни было значительном количестве за пределами своих поселений. Короли Имерины или сакалава, например, в своем королевстве могли призвать представителей от каждого рода на постройку домов и гробниц или для участия в королевских церемониях. Между тем нет оснований полагать, что будто нечто подобное могли позволить себе Болдридж, Норт, Плантейн, Бенёвский или Рацимилаху или что кто-то из них пытался это сделать. Определенно отсутствуют свидетельства и того, что даже на пике своей власти Рацимилаху правил тем, что хотя бы отдаленно походило на государство.

Существует, однако, принципиальное различие между Рацимилаху и остальными. Возникновение Конфедерации бецимисарака оказало глубочайшее влияние на людей тех мест – однако импульс действовал в противоположном направлении в сравнении с тем влиянием, какое оказало бы возникновение нового королевства. Когда пираты в конце семнадцатого века прибыли на Мадагаскар, они столкнулись с обществом, раздираемым постоянными внутренними конфликтами, обществом, в котором власть принадлежала своеобразной касте жрецов и зарождающейся военной элите, в которой уже начала складываться иерархическая система рангов. Общество сохраняло общинные элементы, но назвать его эгалитарным было никак нельзя. При Рацимилаху, напротив, общество, по-видимому, стало во многих отношениях более эгалитаристским, чем прежде.

Прибытие пиратов запустило цепную реакцию – во-первых, утверждение в торговле позиций малагасийских женщин, затем политической реакции на это со стороны молодых людей, для которых Рацимилаху стал по сути номинальным лидером, создавшим общество бецимисарака таким, каким оно остается и сегодня.

Давайте взглянем на всё это глазами малагасийцев.

Часть II Пришествие пиратов с точки зрения малагасийцев

Сексуальная революция против детей Авраама?