— Привет, — сказала она. Он оглянулся, потом снова обратил взор в темноту, что бы он там ни увидал. — На что это все смотрят? — спросила она.
Он ничего не ответил, просто повел туда рукой. Антея преодолела последний завиток облачка, увидела то, что видел он, и разразилась проклятьем.
Против Стоунклауда воздвиглось — высотою в мили, шириною в мили — злобное лицо бородатого бога, разинувшее рот в беззвучном крике.
Антея почувствовала, как по ней пробегает холодок; волосы на загривке встали дыбом, она невольно втянула воздух сквозь зубы. Однако мгновение суеверного страха прошло, стоило ей понять, что лицо — которое действительно там находилось и действительно было огромным — вырисовывали на ночном небе огни. Их были тысячи, линии и сгустки, образующие черты разгневанного бога. Когда она пригляделась, отдельные огоньки обернулись окнами и уличными фонарями, хитроумно собранные в горящие узоры: эта дуга из домов, на фоне затемненных кварталов за ней, — широкая бровь; этот круглый пруд, окруженный уличными фонарями — глаз.
— Так это
— Он зовется Неверленд, — сказал мужчина. — Гретели отправили против нас столицу своего региона. Они собираются проглотить Стоунклауд.
Антея оглянулась на Стоунклауд. Это наваждение, должно быть, появилось только что, потому что в баре разговоров о нем не было. Люди строили догадки об исходе вчерашнего боя, но никто ничего не знал, кроме того, что исчезли копы и городских чиновников тоже было не сыскать. Те, кто побогаче и повлиятельнее, вероятно, уже многие часы как знали о приближении Неверленда, но никто не счел нужным эти новости обнародовать.
Теперь в напряжении, охватившем город, появился смысл. Стоунклауд был брошен его правительством — пешка, пожертвованная врагу. И этот враг вот-вот должен был подойти.
Антея развернула байк и помчалась обратно в город.
Вернуться к выгоревшему логову контрабандистов оказалось непросто. Артерии города вскипели от народа, все более истеричных, бесцельно шляющихся толп. Беспокойство Антеи росло. Им бы следовало выступить сейчас — до рассвета — и попытать счастья в вольном воздухе. Это лучше, чем оказаться здесь в ловушке, когда нагрянет Неверленд.
Она пришла к выводу, что такой вариант действий будет единственно разумным, и потому к логову контрабандистов добралась уже спокойной. Так что, подведя байк к дверному проему, где она оставила Чейсона, и увидев, что его там нет, Антея лишь выругалась и лягнула байк по капоту всего шесть раз.
— Фаннинг! Где ты, черт тебя задери! — Она объехала здание кругом, потом остановилась, чтобы забраться внутрь. Чейсона нигде не было. Сердце у Антеи упало. Конечно, он ведь был человеком военным, и так же безжалостен, как и она. Он вовсе не намеревался ждать своих товарищей, он просто выждал, пока она уйдет, и отправился дальше в одиночку.
Либо так, либо в ее отсутствие
Лично она предпочитала последнюю версию событий.
Подавленная и погрузившаяся в самокопание Антея не сразу заметила, что характер движения вокруг нее переменился. А заметив, настороженно выпрямилась в седле и огляделась. Неужели Неверленд уже нагрянул?
Люди текли сквозь город потоком — огромные толпы, двигающиеся в одном направлении. Они направлялись не наружу, а значит, не собирались спасаться. Они устремлялись внутрь.
Антея заглушила двигатель и сосредоточилась, стараясь расслышать гуляющие туда-сюда по людской лавине громкие разговоры, пересыпаемые возгласами и жестикуляцией. Голоса смешивались в хаотический шум, в котором она то и дело выхватывала слова «Неверленд» и «нападение». Однако постоянно повторяли, словно мантру, и еще одно слово.
Она рыкнула мотором байка, пристраиваясь так, чтобы плыть рядом с толпой.
— Что происходит? — крикнула она, ни к кому конкретно не адресуясь.
— Копы пропали! — прокричал какой-то бойкий, коротко стриженый молодой человек. Он носил типичную для Формации Фалкон униформу, только нашивки на плечах, говорящие о его роде занятий и ранге, были содраны. Теперь, отметив это, Антея увидела, что нашивки в толпе отсутствовали у многих.
— Отцы города, чиновники, копы — все сбежали, когда битва пошла не в нашу пользу, — продолжал молодой человек. — Улетели, как летучие мыши на рассвете. Город полностью открыт перед гретелями!
— Тогда куда все идут?
Он с сумасшедшинкой расхохотался, и показал рукой вперед:
— В цирк!
Вдалеке под курящимися дуговыми фонарями светилась гигантская чаша циркового стадиона. Улегшаяся в нем плетеная золотистая сфера величественно вращалась, цветные прожектора бросали лучи света в пучины воздуха и вглубь клубящихся вокруг окрестных кварталов. К стадиону со всех сторон стекались толпы людей.
— Но… но почему? — Она снова взревела мотором байка, догоняя говорившего с ней парня. — Что в цирке такого?
Он снова рассмеялся.
— Корбус!
—
Он кивнул.