Пиратское солнце (ЛП)

— Народ начал бунтовать, стали громить муниципальные офисы. Кто-то прищучил осведомителя — хотели его порвать на кусочки. Тут появляется Корбус, несет мешок пряжи. Вяжет он, видать! Он бросает мешок в сторону и схватывается со всей толпой! Валит двадцать человек, говорит им, чтобы переставали вести себя как младенцы. Затем прыгает на трибуну и закатывает речь. Шутит, заставляет всю толпу смеяться вместе с ним. А потом…

— Что?

— Он их организовал. Разослал тушить пожары, присматривать за стариками… Встал у руля!

Теперь крик подхватила вся толпа, заглушив остальное, что он говорил:

— Корбус, Корбус, Корбус!

Изумленная Антея отвалила вбок. Копы дезертировали из города, и кто-то выступил вперед, чтобы принять на себя ответственность. Циркач! Это было одновременно и трогательно, и восхитительно, и ее потянуло отправиться вслед за этими людьми — незнакомыми и по идее безразличными ей — на стадион. Нет — она должна найти Чейсона!

Если только… У нее закралось подозрение. Да не стал бы он… Он мог. Чейсон Фаннинг был романтиком, человеком, для которого не пустой звук понятие долга аристократа — анахронизма в этом мире, становящемуся все циничней. Это было бы в его духе — разнять драку, потушить пожар, велеть бунтовщикам пойти присмотреть за стариками… Они с Корбусом были родственными душами. И если бы он услыхал о вакууме власти в городе, да вдобавок о том, что кто-то берет на себя ответственность за этих людей…

Она завела байк и направилась к стадиону, где людской водоворот непредсказуемо метался на блестящих крыльях туда-сюда, словно косяк паникующей рыбы. Однако в целом движение народа шло внутрь чаши стадиона, и она последовала за ним — сделав остановку, чтобы привязать байк в ближайшей рощице.

Билетов на краю стадиона никто не брал, люди просто переливались через бортик и на руках подтягивались по канатам, перекрещивающим его внутреннюю часть, в поисках подходящего насеста. Шум стоял невообразимый: просто беспрерывное, бездумное скандирование «Коооорбус, Кооорбус». Настроение толпы в любую секунду могло склониться в любую сторону, и Антея почувствовала, что оно захватило и ее — чего не случалось с детских пор, когда она дома ходила на городские игры. Чувство ужасало и пьянило, и пока она с ним боролась, на нее навалилось давящее ощущение одиночества. Любой здесь, кажется, был вместе с кем-то еще, и даже одиночки этой ночью стали едины с самим городом.

Антея стряхнула это чувство. Она пришла сюда спасать жизнь своей сестры Телен. Все, чем она занималась последние недели, сводилось к этой цели. Эта толпа, этот город, даже адмирал были всего лишь очередными шагами в одном направлении.

Скандирование оборвалось, и стадион заполнился звериным ревом. Антея устроилась на одном из канатов и посмотрела вверх. Величественно поворачивающаяся золотая сфера в центре стадиона остановилась, и прожекторы заскользили по ней, сходясь к одному пятачку ее поверхности. Вся сфера была увешана цирковыми приспособлениями: трапециями, пушками и сетями, водными скульптурами и клетками, и вращающимися зеркальными шарами. Цирковые использовали все это как воздушную арену, и если раскрутить шар до мало-мальски приличной скорости, артистам приходилось выполнять свои трюки, опасно зависая над головами толпы. С такой ситуацией в Вирге мало кто и когда сталкивался, и для большинства людей ее новизна добавляла острых ощущений к происходящему на арене.

Сбоку шара открылся люк, и прожектора сосредоточились на нем. На плетеную поверхность выбрался лысый мужчина. Он взмахнул руками, призывая к тишине. Послышались аплодисменты и общий хаос поутих, но разрозненные обрывки скандирования все еще не смолкли. Мгновение спустя мужчина недовольно вскинул вверх руки и убрался обратно в люк.

Смотрелся он странно — невысокий и коренастый, Антее такие не встречались. Противоположного вида типаж был довольно обычен: жизнь, проводимая в условиях низкой гравитации и свободного падения, вытягивала людей чуть ли не до паукообразных очертаний. Однако что-то облик циркача пробуждал в памяти.

Через несколько секунд люк снова открылся, и оттуда вылез тот же мужчина, только теперь в полосатой, несуразно яркой черно-желтой рубахе. Поднялось ликование, от которого задрожал стадион и зазвенели натянутые канаты. Он снова взмахнул руками, призывая к тишине, и на этот раз толпа неохотно подчинилась.

Он подождал, пока шум утихнет, а затем и еще немного. Антея было решила, что вокруг и так уже тишина, но наступило еще большее спокойствие. Корбус ждал, и безмолвие стало таким же оглушительным, каким несколько минут назад был рев.

— Что вам здесь нужно? — Слова заставили вздрогнуть, потому что казались исходящими из-за спины Антеи, но она-то — как раз перед тем, как их услышать, — видела, как шевельнулись губы Корбуса. Это акустика чаши сфокусировала звук на канатах, сообразила она. Корбуса было прекрасно слышно.