Пираты московских морей

— Маэстро, «Мурку» можете? — спросил в мегафон Забирухин дирижера, затеявшего флирт со смазливой статисткой возле подмостков, на которых оркестранты настраивали инструменты.

— Мы все могем! — дурашливо отозвался дирижер. — Это вместо «Арлекино»?

— Точно так! — подтвердил Семен Семенович. — А, когда пираты начнут грабить наших олигархов и насиловать их дам, врубите сопливую мелодию из «Крестного отца».

— Понял! — весело отозвался маэстро. — Контраст что надо!

— А я не понял! — буркнул Морозов. — По жизни надо врубать что-то энергичное! Чтобы заглушить вопли наших «девственниц»…

— Все бы тебе, дружище, спорить, — примирительно сказал Забирухин. — Ты про фляжку не забыл?

Помреж достал из заднего кармана джинсов плоскую серебряную фляжку и две серебряные рюмашки. Разлил коньяк. Они с удовольствием, не таясь, выпили, и Морозов налил по второй.

— Что будет! Что будет! — сказал Семен Семенович и хитро улыбнулся. Сам того не подозревая, он перенял эту фразу от одного из своих спонсоров. От Фризе.

Старожилы киногруппы с одобрением отметили «причащение» мэтров. Это был обязательный ритуал. Все считали его хорошей приметой для начала съемок.

СТАХ РАСКРЫВАЕТ КАРТЫ

Просторная каюта, в которой разместился «гопстопкомитет», как по старинке называл своих подельников Макаркин, была обставлена с шиком, на который способен только человек, начисто лишенный вкуса. Братаны, не стесняясь, отпускали едкие шуточки по поводу хрустальных бокалов в баре и замысловатых бра на стенах.

— Интересно бы на парашу позырить, — сказал Засолов. — Там небось клиенту и задницу оботрут?

— Кончай базар, блатари! — оборвал разноголосицу Стах. — На «шипе» снимаем с баб цацки, «ошкурим» мужиков, обработаем каюты и линяем на скоростях. Без единого выстрела.

— У пузатых охраны не считано! — возмутился Лапушкин. — Вытащит «жизнерадостный» свою пушку…

— А на теплоходе взрывчатки немерено, — спокойно отозвался Макаркин. — Шальная пуля обязательно свое найдет.

В каюте повисла гнетущая тишина. Стало слышно, как за тонкой перегородкой, обтекая борт, плещется и шипит вода.

— А как же с бабами? — разочарованно протянул Засолов. — Банкиры из заграницы моделей наприглашали.

— Ты можешь остаться, — усмехнулся Макаркин.

Никто не засмеялся. Все с тревогой смотрели на Стаха.

Дверь в каюту открылась. На пороге стоял Жемердяй:

— «Боярин» с бабой спустился по трапу в моторку и куда-то слинял.

— Трап не подняли? — спросил Стах.

— Кирюха, все в ажуре.

В открытую дверь неслись уже совсем близкие звуки музыки. Знакомый голос, стараясь докричаться до небес, повторял и повторял:

«Арлекино, Арлекино!»…

— На тротиле пляшут, — сказал Макаркин.

Лапушкин усмехнулся про себя и бросил беглый взгляд на рундук.

— Какого хрена ты нас про тротил раньше не предупредил?! — озлился Засолов.

— Сам только что узнал. Один дружбан по мобиле позвонил. Дал наводку.

— А когда рванет?

— У танцоров, мать их так, на десять салют запланирован. Фейерверк. Подходящий момент. — Стах взглянул на морской хронометр, висящий на стене каюты. Все остальные тоже уставились на круглый циферблат. Часы показывали двадцать пятьдесят пять.

— Хватит нам времени, чтобы этих топ-менеджеров ошкурить, — весело прокомментировал ситуацию Лапушкин.

— Как поступим, братаны? — обвел пытливым взглядом свою бригаду Макаркин. — Идем на абордаж?

Все согласно закивали головами.

А молодой отморозок Василий Засолов, он же Виктор де Жорж, прошептал, покачав бритой головой:

— Ради бабок и бабы всю свою шоблу в расход пустить?! Круто.

НА АБОРДАЖ!

К теплоходу яхта причалила с выключенным мотором. Один за другим выпрыгивали налетчики на крошечную платформу и сразу же, стараясь не стучать ботинками, стремительно взбегали по трапу вверх. Красный свет фонаря, падая на вязаные черные шапочки с прорезями для глаз, придавал браткам Макаркина нереальный облик выходцев из ада. В какое-то мгновение у Стаха мелькнула мысль: как бы этот чертов трап не оборвался под нашей кодлой! Но он тут же забыл об этом, выскочив на палубу.

…С трех точек уже велась съемка танцующей массовки, и теплоход был залит светом юпитеров.

«Иллюминация, как на зоне во время тревоги, — подумал Макаркин и поднял ствол калаша, увидев направленный на него объектив бетамакса. — Развлекаются, суки!»

Во время налетов Макаркин никогда не «брал публику на горло», не палил во все стороны. Говорил просто и доходчиво: «Всем лечь на пол». И его тихий, с хрипотцой голос, пробирал до самых печенок. Все ложились.

Но попробуй сказать доходчивые слова, если оркестр играет модную попсу? И на палубе никакой паники, как будто братки с автоматами всего лишь приглашенные на светскую тусовку певцы группы «Хор Турецкого», вырядившиеся в черные шапочки с прорезями для глаз.

Оркестр наконец смолк. Массовка, словно завороженная, с изумлением смотрела на Макаркина, все еще надеясь, что этот человек сорвет с лица шапочку — как было предусмотрено сценарием — и окажется всего-навсего Владиком Гарденским.