— Братан! На катере GPS имеется, — вспомнил Лапушкин и посмотрел в конец пирса. Туда, где был пришвартован катер. Но его уже не было видно. Минуту назад они наблюдали, как подельники покуривали и пили пиво у трапа, ведущего на катер, а сейчас туман накрыл и сам катер, и кайфующих парней, и пирс.
— Думаешь, эта прибамбашка и гудки различает? — с иронией спросил Макаркин. Но собеседник подвоха не почуял.
— Гудки вряд ли, а «корыта» определит в лучшем виде. Чего бы ради Пилсудский дорогой навигатор на катере завел?
«Пилсудский» — была кличка давно разжалованного вора в законе Ромека. Когда Ромек бывал в отъезде, Лапушкин распоряжался катером, по своему усмотрению.
— Сейчас вызвоню Жемердею.
Лапушкин достал из кармана черной куртки мобильник, набрал номер. Подсветка телефона расплылась в густом тумане голубым мерцающим пятном.
— Кончай отсвечивать, Лапа! — обеспокоился Стах. — А то прикатит какой-нибудь любопытный ментяра.
Лапушкин прикрыл мобильник отворотом куртки. Прошло не меньше минуты, прежде чем Жемердей ответил:
— Ну?!
— Почему вальсов не слышно?
— А! Это ты. Трудящим подали ужин. Омаров-крабов, под каким-то соусом. Я в этот соус… — прошептал Алик совсем тихо. — Ну, ты меня понимаешь?
Лапушкин заржал:
— Вот отмочил, кореш!
Макаркин ткнул его кулаком в бок:
— Узнай про гудок и отключайся. Развел бадягу!
— Твой «шип», как сигналит?
— Неквас скомандовал отменить сигналы. Бабы от них нервами страдают.
— Вот, блин! — расстроился Лапушкин. — Как же мы…
— Не дрейфь. Через полчаса на палубе танц-пляс начнется. Слышно будет аж по всей Москве. Сожрут «бобры»[15] своих омаров и врежут. Мне стюард шепнул — стриптиз крутой будет.
— Мы им летку-енку[16] на ать-два сорганизуем!
— Кончай, ветрогон! — Стах опять толкнул парня в бок. Теперь уже посильнее. Тот ойкнул.
— Чего там у вас? — удивился Жемердей.
— Все тип-топ. Не напрягайся. У тебя все штатно?
— «Рисую и секу».
Лапушкин отключил телефон:
— Все у них о'кей! Жемердей вывесит над трапом красный фонарь.
— Красный фонарь?
— Ну да. Красный! — хохотнул Лапушкин. — Прикольно, да? В самый цвет, бляха-муха! Как подумаю о банкирских телках, у меня ярики ломить начинает!
— В таком тумане даже красный фонарь только с близкого расстояния можно заметить, — сердито бросил Макаркин. Он всегда придерживался правила: не говори гоп, пока не перепрыгнешь.
— О чем базар? Сначала попробуем прозондировать этим самым… Черт! Все время забываю, как прибор называется! Ведь только что называл!
— GPS он называется! — буркнул Макаркин. И подумал о том, что приятель небось не знает, с какой стороны подойти к этому навигатору.
— Если не получится — пойдем на музыку. Нам же проще. Попробуй, один гудок от другого отличить. — В голосе Лапушкина чувствовалась обида. Удар в бок, которым наградил его Стах, оказался болезненным.
— Ты не обижайся. — Макаркин почувствовал напряг, и решил повиниться. Он считал, что перед серьезным делом не гоже ссориться. — Рука сорвалась. В тумане не рассчитал.
«Ты в тумане можешь и перо в бок всадить. А потом скажешь, что “рука сорвалась”», — подумал Лапушкин и поежился. Не то, от насыщенного влагой и едким дымом воздуха, заползающего под одежду, не то от мысли: этому волчаре кирюху замочить, что в воду плюнуть. Только скажи, что-нибудь поперек.
Где-то, вдали, ближе к противоположному берегу, грянула музыка.
— Отвалили от стола, «пациенты», — усмехнулся Макаркин. — Доели своих омаров.
Музыка неслась над водой, и, казалось, туман от нее только уплотняется, превращаясь в вату.
Голос известного певца выводил от души:
— Вот дают, лохи! — восхитился Лапушкин. — Уважают нашу музыку.
— Как же, уважают! — зло бросил Стах. — Эти лохи уже давно все к рукам прибрали. И нашу «музыку» тоже. Ладно, двигаем. Проверим, как они «порядочных людей» понимают.
Макаркин вразвалочку зашагал по скрипучему настилу деревянного причала туда, откуда слышался приглушенный разговор и наносило табачным запахом, смешанным с кисловатым привкусом пива. Лапушкин не отставал, стараясь не потерять в тумане Макаркина. Походка у него была легкая и бесшумная.
— Ну что, пираты, отчаливаем?
— Как бы нам не заплутать в тумане, — обеспокоенно спросил один из налетчиков.
— Максим, слышал, как «Мурку» наяривали? — спросил Лапушкин. Максим был у них в бригаде рулевым.
Молодой голос отозвался из рубки:
— Еще бы! Наверное, и в Кремле слыхали.
«Максим», была кличка молодого, но уже сходившего несколько раз «на зону» отморозка. Звали его Василием Засоловым. Но Макаркину было известно и еще одно имя «братана». Он значился во всероссийском розыске за убийство, как Виктор де Жорж.
«Ну что за фамилия такая? — иногда изводил себя сомнениями Макаркин. — От нее за версту шухером разит». Но своей братве подозрительную фамилию Максим не предъявлял. Хватало им для шуток и Засолова.
— На музыку и будешь рулить, — сказал Лапушкин. — Господа только что кремы и брюле скушали. Теперь будут мудями трясти. Мы как раз к летке-енке поспеем.