Пираты московских морей

— Может быть. Но где гарантия, что это не предупреждение о подготовке всамделишного теракта!

Фризе мог бы напомнить Рамодину, что существует годами отработанная практика проверки предупреждений о заложенных бомбах или готовящихся терактах. Но делать этого не стал — следователь по особо важным делам Министерства внутренних дел лучше него знал, как поступать в таких случаях. Можно провести десять проверок, а потом окажется, что неприметный рыбак подплывет ночью к «банкетоходу» и прилепит к борту мину с часовым механизмом.

— А вторая идея?

— Да это, в общем-то, и не идея. Один опер из Главного управления внутренних дел на водном транспорте сказал мне, что у них есть в порту информатор из бывших зэков. Хочу его задействовать. Пускай понаблюдает за тем, что будут грузить или приносить на судно.

— Так об этом тут же станет известно каждому корабельному юнге!

— Придется напрячь серые клеточки, — демонстрируя свое знакомство с сыщиком Пуаро, скромно ответил полковник.

— Белые, — поправил Фризе.

— Не понял?!

— С тех пор как Эркюль Пуаро напрягал свои серые клеточки, ученые выяснили, что более важную роль в процессе мышления играют белые, обретающиеся между серыми.

— Чем только люди не занимаются! — сердито сказал Евгений. И добавил: — И на «банкетоходе» «Сусанин» у меня есть свой человек.

Этого же человека считал своим и вор в законе Виктор Макаркин.

Сообщать Владимиру имена «своих» людей Рамодин не стал. Для себя у него имелось оправдание не делиться с товарищем секретом: «Целее будет. А то начнет вынюхивать… Информаторы — мужики непростые. Бывших зэков не бывает. Я-то, человек служивый, меня погоны защищают».

Полковник слегка лукавил. Он даже себе не хотел признаться — жила еще в глубине души обида на сыщика. Иногда ему казалось, что он так и проживет с этой обидой до конца своей жизни.

«Да сам-то Володька хорош! Так и не объяснил толком, чего ради в пароходство пришел. Режиссер, видите ли, боевик снимать на “банкетоходе” будет! А он тут при чем? Не послал же его этот киношник нанимать посудину для съемок! Длинный не из тех, кого можно на побегушках использовать. А уж теперь-то! Миллиардер».

Так они и разошлись не слишком довольные друг другом. Каждый считал, что недополучил от коллеги информации. А Фризе еще и досадовал на себя за то, что разоткровенничался с Евгением о своих матримониальных делах.

Но созвониться они все-таки договорились.

— Держись курса! — напутствовал Рамодин сыщика. А Владимир ответил ему пионерским салютом, хотя в организации юных ленинцев никогда не состоял.

БОМЖИ И БИЧИ

Фризе никогда не торопился. К любому делу он подходил основательно, продумывал его в деталях. Поэтому он вовсе не расстраивался из-за того, что долгие часы, проведенные в районе Речного порта, не давали результатов. Пока не давали результатов.

Он ходил туда, как на работу. Лежал на картонных листах в тенечке, вел тягучие никчемные разговоры с бомжами. Все они имели надежду, хоть и слабую, когда-нибудь ступить на палубу белоснежного лайнера. Хоть палубным матросом, хоть уборщиком. Но это были несбыточные мечты. Легенды незапамятных лет доносили до них сведения о том, что в каком-то приснопамятном году один из бомжей был зачислен в ресторан рабочим на кухню. Но он имел высшее образование — закончил физмат университета и не потерял еще человеческий облик.

Отдельной группкой держались бичи: матросы, списанные с кораблей за какие-нибудь провинности. Они были одеты приличнее, чем бомжи, и в лицах можно было разглядеть, если очень захотеть, интерес к тому, что происходило вокруг. Они тоже ждали, когда придет их очередь взойти на палубу полноправными членами команды. Их мало интересовали белоснежные лайнеры: на них царствовал строгий распорядок, следовало опрятно одеваться, выслуживаться перед начальством: перед боцманом, перед стюардами, механиками. А они были людьми независимыми. Не растеряли всю свою гордость, хотя после года обретания на берегу от этой гордости мало что оставалось. Проходили год-два, и они вливались в армию бомжей. Или в стадо. Как вам удобнее. Становились шнобелями, чириками, свистунами…

У бомжей гордости и вовсе не было. И слонялись они по речному порту с тайной надеждой, что никто их на судно не возьмет. Они давно разучились работать. «Сшибали монету» на пиво, спали или «гуторили» о приближающемся конце света. Это была их любимая тема. Совсем, как у наших чиновников.

Фризе никогда не слышал, чтобы бомжи говорили о своем будущем. Когда однажды он с наигранной озабоченностью сказал, глядя, как в большой мусорный контейнер сваливают горы картона от телевизоров и холодильников:

— Зимой бы нам сгодилось!

Бомж по прозвищу Лиходей процедил лениво:

— На кой? Я дольше, чем на сутки, не загадываю. А вдруг завтра дефолт?

— Действительно. Я как-то об этом не подумал, — согласился Фризе, внутренне усмехаясь. Всем было известно, что у Лиходея в карманах зимнего ободранного тулупа, надетого на голое тело, и рубля нет.

Владимир получил кликуху: Малина в рот.