Пираты. Рассказы о знаменитых разбойниках

«Если, джентльмены, вы согласитесь со мной, что члены команды шхуны «Панда» (которая, как полагают, ограбила «Мексиканца») являются слугами капитана, вы не сможете их осудить. Но если вы со мной не согласны, тогда мне остается лишь попросить вас проявить милосердие. Я не думаю, что ради общественного блага надо казнить всех этих людей, принеся ему в жертву такую груду человеческих жизней. Я не думаю также, что меч правосудия должен разить до тех пор, пока он не завязнет в груде мертвых тел. Антонио Феррер был всего лишь слугой. В корабельных документах он записан свободным негром, но доказательств того, что он не был рабом, у нас нет. Если он был рабом, то его, вероятно, назвали свободным не без умысла. По всей вероятности, он раб и к тому же уроженец Африки, в чем убеждает нас татуировка на его лице. Во всяком случае, он был слугой. Можно ли этого несчастного признать виновным и заставить его понести наказание? Прошу вас хорошенько все взвесить, прежде чем осудить этого человека на смерть. Не выбрасывайте его на свалку ради того, чтобы число осужденных равнялось дюжине. Одним из главных свидетельств цивилизованного общества является уважение к человеческой жизни. Мы живем не в Турции, где султан сажает женщин в мешок и бросает их в Босфор, а жители Константинополя забывают об этом уже через час. Мы устроены иначе. Все вы хорошо знаете, какое впечатление производит на людей осуждение и казнь одного-единственного преступника и какие за этим следуют волнения и беспорядки, которые еще долгое время оказывают влияние на все наши политические учреждения. И мы знаем, что чем более цивилизованной становится нация, тем больше ценится в ней человеческая жизнь. Есть в глазах, облике и устремленном в небо взоре человека нечто святое, что запрещает грубо дотрагиваться до себя.

Томас Фуллер наносит в суде удар Руису

Инстинкт самосохранения очень силен. Даже в цепях человеку приятно видеть солнечный свет, даже в сырой камере тюрьмы человек хочет жить. И даже если нас лишить всего, что делает жизнь желанной, мы все равно будем за нее цепляться.

Мы так боимся смерти,
Что бремя самой трудной жизни,
Которое на нас навалит время,
Болезни, наказания и тюрьмы,
Покажется нам раем.

Смерть – ужасная вещь. Даже при одном напоминании о ней бледнеет лицо, а сердце сжимается от ужаса. Нужно все очень тщательно обдумать, прежде чем разрушить «кровавый дом жизни». Не надо считать, что жизнь человека не имеет цены, если он африканец. Он – совсем не бесполезная водоросль в океане жизни. В его груди живут такие же чувства, что и у нас. Так же как и мы, он ощущает боль, а его сердце наполнено человеческими привязанностями. Для торжества правосудия и закона вовсе не обязательно отнимать у него жизнь. Отобранная, она не будет иметь для нас никакой ценности; отданная же ему, она будет стоить дороже золота.

А Коста, мальчик, прислуживавший капитану, которому было всего пятнадцать лет, когда было совершено преступление – неужели он тоже умрет? Неужели его голову отрубит меч? Многие из вас уже не первой молодости и, должно быть, имеют детей. Представьте себе, что до вас дошли слухи, будто вашему сыну грозит казнь, что его судят в чужой стране (любой мальчик, выполняющий роль прислуги, который уходит в море из нашего порта, может оказаться в подобной ситуации); так вот, представьте себе, что вам сообщили, что он был казнен, так как капитан и офицеры его судна нарушили закон в далекой стране. Что вы при этом почувствуете? Я не могу этого сказать, но догадываюсь, что все вы испытали бы одинаковые чувства и, подобно Иосифу, воскликнули бы: «Мой сын! Мой сын! О боже, лучше бы я умер вместо тебя!» У этого мальчика тоже есть отец; пусть образ этого отца встанет перед вашими глазами, умоляя вас пожалеть его сына. Быть может, у него есть и мать, и дом. Подумайте о том, какая тень упала на этот дом, когда мальчик пропал. Подумайте о его матери, о тех долгих часах, которые она провела в напрасном ожидании, когда ее надежда сменилась разочарованием, разочарование – тревогой, а тревога – отчаянием. Сколько раз, должно быть, она протягивала руки к небесам, умоляя вернуть ей сына, сгинувшего где-то на чужбине? Пусть же мольбы этой несчастной женщины тронут ваши сердца и защитят мальчика от карающего меча закона».

После блестящего напутствия, с которым судья Стори обратился к присяжным, суд удалился на совещание и в девять часов на следующее утро вынес свой приговор.

Секретарь. Господа судьи, вынесли ли вы приговор?

Присяжные. Да.

Секретарь. Кто из вас будет говорить?

Присяжные. Наш председатель.

После этого обвиняемые, услышав свое имя, поднимались со скамьи и выслушивали приговор. Первым был вызван капитан Педро Гиберт. Он встал, поднял руку и уставился на присяжных с решительным выражением лица и ни разу не отвел взгляда.