Раньше, чем девушка успела убежать, я уже стоял рядом. В глазах ее — ужас и смятение. Думаю, она испугалась меня.
— Не бойся, — сказал я. — Я не причиню тебе вреда, я хочу только поговорить с тобой.
Она гордо подняла голову.
— Я не боюсь тебя, — сказала она. — Я… — она заколебалась, затем продолжила: — Если тебя здесь увидят, ты будешь убит. Возвращайся к себе в комнату сейчас же и никогда не отваживайся больше на такой опрометчивый шаг.
Сердце мое затрепетало от радости при мысли, что страх, так явно отразившийся в ее глазах, был страхом за мою безопасность.
— Когда я могу увидеть тебя еще? — спросил я.
— Никогда, — ответила она.
— Но я смотрю на тебя и хочу делать это снова и снова. Я хочу видеть тебя много раз или умереть при попытке к этому.
— Или ты не знаешь, что делаешь, или ты с ума сошел, — сказала она и, повернувшись, пошла прочь.
— Подожди! — я схватил ее за руку. Она встрепенулась, как тигрица, и дала мне пощечину, а затем выхватила кинжал из ножен на поясе.
— Как ты отважился, — вскричала она, — дотронуться рукой до меня! Я убью тебя.
— Почему нельзя касаться тебя? — спросил я.
— Я ненавижу тебя, — сказала она, и это прозвучало вполне серьезно.
— Я люблю тебя, — ответил я ей, — и знай, что это правда.
При этом моем заявлении в глазах ее в самом деле отразился ужас. Она так сильно рванулась, что я не смог удержать ее, и скрылась. Я стоял, колеблясь: броситься за ней, или нет, а затем во мне проснулась крупица благоразумия, оградившая меня от этой безумной выходки.
Минутой позже я снова перемахнул через забор. Я не знал, видел меня кто-нибудь или нет, и, по правде говоря, меня это не волновало.
Через некоторое время вернулся Данус, он сказал, что Минтор вызывает меня. Может быть, это как-нибудь связано с приключением в саду? Спрашивать я не стал, сочтя это лишним. Если это так, то я узнаю об этом в свое время. По выражению лица Дануса ничего нельзя было предположить, но это не успокаивало меня. Я начал подозревать, что амторцы — мастера лицемерия.
Два молодых офицера из соседней квартиры проводили меня в комнату, где джонг желал поговорить со мной. Сопровождали ли они меня с целью предотвратить мое бегство или по другой причине, не могу сказать. В течение всего краткого пути по коридору и по лестнице вверх на следующий этаж они дружески болтали со мной, но охранники всегда дружески разговаривают с осужденным, если он любит это. Они проводили меня в комнату, где восседал джонг. На этот раз он был не один: вокруг него собралось много народу. Среди них я узнал Дурана, Олсара и Камлота. Почему-то эта ассамблея напомнила мне суд присяжных, и я не удивился бы, если бы они удалились и вернулись со справедливым приговором.
Я поклонился встретившему меня достаточно вежливо джонгу, улыбнулся и кивнул троим, в чьем доме провел первую ночь на Венере. Минтор в молчании, длившемся минуту-две, смотрел на меня. Когда он видел меня в первый раз, я был облачен в земную одежду, теперь же я был одет (точнее раздет), как венерианин.
— Твоя кожа не такая светлая, как я думал, — заметил он.
— Свет на веранде затемнил ее, — ответил я. Я не мог сказать «солнечный» свет, потому что у вепайцев не было слова для обозначения светила, о существовании которого они даже и не догадывались. Однако дело обстояло так, что ультрафиолетовые лучи солнца проникали сквозь окружающую планету оболочку из облаков и вызывали на моей коже такой загар, как если бы я провел это время под прямыми солнечными лучами на пляже.
— Я верю, здесь ты совершенно счастлив, — сказал он.
— Со мной обращались с мягкостью и предупредительностью, — ответил я. — И я совершенно счастлив… как заключенный.
Тень улыбки тронула его губы.
— Ты искренен, — заметил он.
— Искренность — это признак людей страны, из которой я пришел.
— Но я не люблю слова «заключенный», — сказал он.
— Я тоже, джонг, но я люблю правду. Я заключенный, и я ждал этой возможности, чтобы спросить «почему?» и потребовать освобождения.
Он поднял брови, затем улыбнулся совсем открыто.
— Думаю, что полюблю тебя, — сказал он. — Ты честен и мужественен, или я не умею судить о людях.
Я наклонил голову в знак признательности за комплимент. Я не предполагал, что он встретит такое грубое требование с таким благородным пониманием, но полное облегчение не пришло: по опыту я знал, что эти люди обходительны, но в то же время и бескомпромиссны.
— Есть несколько вещей, которые я тебе хочу сообщить, и несколько вопросов, на которые хочу получить ответ, — продолжал он. — Мы еще окружены врагами, они иногда посылают отряды против нас и пытаются завербовать шпионов. У нас есть три вещи, в которых они нуждаются, если не хотят полностью деградировать: ум, знания, умение понимать эти знания… Следовательно, они ни перед чем не остановятся, чтобы похитить наших людей, а похищенных насильно превратить в рабов и заставить делиться знаниями, которых сами не имеют. Они также похищают наших женщин в надежде, что они дадут им потомство с большими умственными способностями, чем те, что имеют их дети теперь.