Пираты Венеры

— Какая же это гипотеза? Это факт, — поправил он меня мягко, сердобольно покачав головой. — Другие теории не в состоянии объяснить разные природные явления. Амтор представляет собой огромный диск с приподнятыми краями, как у блюдца. Его окружает океан расплавленных металлов и камней. Это неопровержимо подтверждается тем, что временами с вершин некоторых гор вырывается наружу раскаленный поток. Это случается тогда, когда океан проникает снизу в Амтор и в диске образуется дыра. Природа мудро позаботилась, создав Карбол, — он смягчает тот жар, которым пышет раскаленный океан, окружающий Амтор, не давая ему переливаться через края. Вокруг Амтора, вокруг океана простирается безбрежный огненный хаос, от которого нас защищает система облаков, Амторова штора. Иногда в ней образуются разрывы, и тогда через них прорывается такой жар, что сжигает и губит все живое. Этот огонь настолько ярок, что способен ослепить. Если разрывы случаются ночью, то бывают видны яркие искры, разлетающиеся от этого пламени.

Нет, как он рассказывал… С каким лицом… С какой верой… Глаза расширены, пальцы движутся, будто рисуют в воздухе какие-то секретные параметры, точки отсчетов, штору ищут… Что за Амторова штора?

А Данус, дыхание затаив, все не останавливался, дальше говорил. И, знаете, совершенно понимающе глядел. Нельзя сказать, что передо мной сидел сумасшедший. Взгляд осознающий. Все, говорю, все просекающий. А нес человек такую ахинею, от которой мозги клинило.

Я пытался объяснить ему, что их планета имеет форму шара, а Карбол — холодная приполярная зона Амтора, тогда как жаркий Страбол скорее всего расположен в экваториальной части планеты. Трабол же представляет собой одну из умеренных зон, и по другую сторону экватора должна быть еще одна с похожим климатом. Экватор, в свою очередь, — это линия, опоясывающая планету посередине, а не круг посередине диска, как он полагает.

Данус вежливо меня выслушал, отказался принять мои доводы, зато дал свои — и я под нажимом принял какое-то лекарство, снимающее жар.

Ну, дал — принял. Принял, справедливо рассудив: раз никакого жара у меня не было, повредить не могло. Поначалу я никак не мог взять в толк, как такой умный, эрудированный человек может придерживаться подобных взглядов. Но потом я сообразил, что они просто никогда не видели звездного неба. У них не было оснований для других теорий. И тут мне стало понятно, как много значила астрономия для развития науки и прогресса всего человечества.

Кем бы мы были, если бы мы никогда не видели неба? Сумели бы мы добиться таких успехов? Навряд ли.

Как бы то ни было, я не сдавался и обратил его внимание на то, что граница между умеренным Траболом и тропическим Страболом должна быть гораздо короче, чем между Траболом и полярным Карболом. Это отображено на карте, но не подтверждается проводившимися измерениями на местности. Согласно моей теории, дело обстоит точно наоборот. Это легко проверяется и, судя по отметкам на карте, уже проверялось путем наблюдений и съемок местности.

Он признал, что подобные исследования проводились некоторыми безумцами, а с безумцев какой спрос? Действительно, были обнаружены некие несоответствия, но Данус ловко объяснил это чисто амторианской теорией неравномерности расстояния. Была у них такая вот офигенно состоятельная теория… мои официантки с Земли были бы страшно довольны: пахло Алисой и кроликом.

— Как известно, градус составляет тысячную часть окружности, — начал он излагать эту теорию. Не пугайтесь, он имел в виду исключительно местный, амторианский градус. И местные же ученые, не наблюдавшие за Солнцем, не придумали другого деления окружности, почему-то считали все в тысячах. В отличие от вавилонян с их тремястами шестьюдесятью градусами. — Так вот, любая окружность, независимо от длины, состоит из тысячи градусов. Это-то ты признаешь?

— Ну, как тебе сказать, — ответил я. Соображал, признавать или нет. Насколько уроню себя в собственных глазах как человека, одолевшего колледж и поучившегося в университете. Но увидел, что Данус опять принялся рыться в своих лекарствах, ища что-нибудь посильнее, а потому, мысленно содрогаясь от нелепости такого добровольного признания, горячо выпалил: — Признаю, Данус! Конечно. Я же соображаю пока. Как оно может быть иначе? Градус — одна тысяча от круга.

— Замечательно! — оживился Данус и спрятал вазу с медикаментами. — Только не круга, а окружности. И в таком случае, Карсон, ты должен признать то, что окружность, отделяющая Трабол от Карбола, тоже равна тысяче градусов. Признаешь?

Я снова согласился с видом профессора Гарварда, хотя меня начинал душить смех. Ну конечно, подели круг на тысячу или на мильон, мне-то, собственно, что терять? Взял и признал. Головой закивал, лицо сделал…

— Если каждая из двух величин равна третьей величине, то они равны и друг другу, не так ли? — логично рассуждал Данус. — Стало быть, внешняя и внутренняя границы Трабола одинаковы по длине, и это истинно, потому что верна теория неравномерности расстояния.