Тура не сразу поняла за грохотом барабанов, что все присутствующие женщины, выстроившись вокруг деревянного столба в центре помещения, поют хором, выводя голосами странную песнь с афроамериканскими мотивами.
— Прийе гинен, — шепнула ей на ухо Пташечка, — молитвенная песня, открывающая церемониал. А потом еще будет песнь для лоа барабанов — он переводит наши слова на язык ритма, которым общаются духи. А по столбу в это время будут спускаться в наш мир лоа и эшу…
— О милостивый Легба нан Рада! — мощный голос манбо легко перекрыл грохот барабанов. — О могучий Легба нан Петро! Откройте нам Гран-Шемен — Великую Дорогу, которая соединит место нашей церемонии со страной духов, чтобы те смогли беспрепятственно явиться на наш праздник!
Девчонки из банды раскачивались и подрыгивались в такт барабанам. Пташечка вдруг взвизгнула и закружилась в причудливом танце, далеко запрокидывая голову. Даже Туре временами казалось, что перед ней отплясывает нечеловеческое существо, что уж говорить о малограмотных чернокожих девках из гетто, которые приветствовали первую одержимость восторженными возгласами:
— Эшу! Эшу ди Капа Прета!
Краем глаза Сатана заметила, что ведьма заставляет участниц церемонии отпить какой-то дряни из огромной морской раковины, невесть откуда появившейся в ее руках — словно сатанинское причастие. Она начала бочком отступать к двери, но внезапно уперлась в бедро Кэт Текилы, которая с обворожительной улыбкой кивком указала ей на раковину.
Обернувшись, Тура встретилась взглядами с Багамой Мамой. Та смотрела на нее без злости и осуждения, но пристально. Рысь поняла, что избежать зловещего причастия Вуду без серьезных последствий не удастся.
Быстро просчитав имеющиеся варианты, Света пришла к выводу, что запредельного риска в этом нет. В конце концов, множество черных девчонок, включая Текилу, уже приняли причастие до нее, так что это однозначно не яд. Разумеется, это какой-то наркотик, но она сумеет держать себя в руках, ее учили преодолевать воздействие наркотиков на силе воли. И там наверняка растворена какая-то часть высушенного трупа, перетертая в порошок, потому что в снадобьях Вуду по-другому не бывает. Но спецагент должен уметь преодолеть и такое мерзкое испытание.
Поэтому когда очередь дошла до Туры и Мама манбо приблизилась к ней с раковиной в руках, мулатка покорно позволила влить себе в рот пару глотков какой-то ароматической смеси молочного цвета со странным перечным привкусом, и с большим трудом сглотнула.
То, что это не молоко, она убедилась довольно быстро.
Одна за другой черные сестры вокруг нее срывались в довольно зловещий танец, подчиняясь ритму, который задавали вудуистские барабаны. Поведение и пластика девушек переставали быть человеческими, теперь это были крадущиеся в джунглях леопарды, свирепые крокодилы, кровожадные гориллы, безумные буйволы, а также жуткие бегемоты, которых принято считать медлительными и добродушными созданиями, — но древнеримские гладиаторы во время водных боев не зря всегда опасались гораздо больше, чем крокодилов, этих мощных, коварных, безжалостных, малочувствительных к боли, легко свирепеющих и впадающих в боевое безумие всеядных чудовищ, неповоротливых на берегу, но в воде превращающихся в смертоносные линкоры. Некоторые девки представали вообще неопознанными существами с невероятной изломанной пластикой, какими-то чудовищными, не существующими в нашем мире тварями, которым мешали двигаться человеческие кости, — и это пугало больше всего.
Тура Сатана ощутила, как ее сознание понемногу затапливает непроглядный молочный туман. В диверсионной школе Светлану Рысь учили использовать собственное Ид, низшие уровни подсознания, отвечающее за примитивные животные желания — для того, чтобы получать извращенное удовольствие от вражеских пыток, к примеру, или преодолевать воздействие не самых сильных психоактивных веществ. Однако в результате мощного воздействия неведомого вудуистского наркотика матушки манбо Ид Рыси было напрочь сметено, будто хлипкая преграда из бревен могучей волной паводка. Ее сознание словно отделилось от тела и, зависнув чуть в стороне, над головой, бесстрастно наблюдало, как Тура Сатана яростно выплясывает в толпе таких же безумных девок, выгибаясь совершенно невозможным для человека образом. Нетрудно было вообразить, что в ее тело вселился бес или какой-нибудь вудуистский эшу.
Только у Туры, в отличие от других черных девок, участвующих в церемонии, которых стихия толпы беспорядочно мотала по всему помещению, был дополнительный маяк.
Зловещий и пристальный взгляд пристессы Вуду, ведьмы-манбо.
«Эшу Рей! Эшу ди Капа Прета! — губы манбо шевелились беззвучно, и жуткие слова словно рождались в пространстве сами собой — со значительной задержкой. Они превращались в камни и падали на пол, разбиваясь в мелкую пыль. — Ком эле нингем поди!..»
Повинуясь пристессе, неистово отплясывая, кривляясь и выгибаясь так, как не способно ни одно живое существо из плоти и костей, Сатана приблизилась к алтарю.