Пирог с крапивой и золой. Настой из памяти и веры

Меня не пугают такие вещи. Даже наоборот. Думаю, они любопытные.

14 января 1909 г.

Сегодня я видела что‑то странное. Папины гости и он сам шли по коридорам дома. Впереди шла простоволосая девица, у нее были завязаны глаза, и она шарила в воздухе руками. Рядом с ней шла красногубая Тереза и звенела в колокольчик, а зеленолицый делал руками пассы вокруг головы «слепой» и что‑то нашептывал. Следом за ними тихонько ступали остальные мужчины. Они как будто ждали чего‑то важного. Было неприятно видеть среди них папу. А он меня даже не заметил.

Я вжалась в стену и пропустила их мимо.

Они прошли немного дальше, и тут простоволосая рухнула на пол. Я решила, она споткнулась, и поделом. Кто же в своем уме будет ходить с завязанными глазами?

Но тут она выгнулась дугой и издала жуткий стон.

– Здесь! Это здесь! – провозгласила Тереза и упала на колени рядом с ней.

Что было дальше, я не увидела. Жюль вдруг оказался у меня за спиной и больно стиснул плечо:

– Cher ami, что ты здесь делаешь? Почему бы тебе не пойти поиграть в куклы?

Развернул меня и подтолкнул прочь. Пришлось уйти.

Снова плакала от злости, пока не перестала видеть.

22 января 1909 г.

Вик сильно обеспокоен. Теперь он никак не может усидеть на месте, а раньше мог не шевелиться часами! А когда я спрашиваю его, он сердится и говорит, что я ничего не понимаю. Сегодня я не выдержала, обозвала его книжным червем и убежала.

Позже он пришел ко мне и извинился. Предложил завтра погулять. А если будет плохая погода, то посидеть в его новом кабинете. Я, конечно, его простила.

Пусть они с папой снова в ссоре, но я никогда не брошу братика.

6 февраля 1909 г.

Вик рассказал мне, что на самом деле хочет заниматься не внутренностями, а мозгами человека, его мыслями. Мне стыдно признаться, но я и правда почти не поняла, что он мне рассказывал. Зато я узнала, что название психиатрии происходит от греческого «псюхе» – «душа». Она же «психея, псишея». Древние греки изображали душу человека в виде бабочки.

Я предложила Вику нарисовать бабочку на его двери. Все равно она слишком мрачно выглядит, как дверь в какой‑то склеп. Но он усмехнулся и сказал, что бабочка – это слишком мой символ.

А я так и не смогла признаться ему, что мне больше не интересно возиться с мертвой коллекцией. Все равно она уже кем‑то собрана.

Тогда мы решили придумать Вику свой знак. Чтобы это был не обычный кадуцей, а что‑то свое, что будет принадлежать только ему. Я обещаю подумать.

28 февраля 1909 г.