Пирог с крапивой и золой

Ждать пришлось недолго. Рука демона Крапивы настигла сестру Беату ранним воскресным утром. Монахиня поднималась по лестнице, чтобы разбудить девочек к ранней службе в деревенском костеле. В той лестнице было двадцать семь ступеней, и они оставили на теле монахини не менее полусотни прекрасных отчетливых следов. Думается мне, она была похожа на безумную палитру, перемазанную багрянцем, пурпуром, густой сиренью и благородной охрой. Но лучше ее синяков были только ее множественные переломы: трещины в ребрах, перелом шейки бедра — такой опасный в ее возрасте — и открытый перелом ключицы.

К моменту, когда ее обнаружили у подножия лестницы, оттуда уже пропали все бусинки, на которых поскользнулась пожилая женщина.

Помощь приехала нескоро; дороги весной — это та еще печальная песня, но благодаря своевременной помощи пана Лозинского сестру Беату все же удалось доставить в больницу живой.

Событие потрясло всех пансионерок. Одних — только потому, что их жизнь была слишком скучна, и каждую мелочь положено было обсасывать до костей. Других — потому что они знали причину несчастного случая. И они были в меньшинстве.

Отец Клары прислал пани Ковальской чрезвычайно учтивое письмо с одной скромной просьбой, и уже через несколько дней девочкам были возвращены их камеи. Дана лично приколола их на грудь каждой однокласснице. Не обошла даже дурочку-Касю, которая то и дело плакала оттого, что от нее сбежала ручная крыса. Как можно быть такой неженкой?

Когда они встали перед Даной, как новообращенные рыцари, каждая с эмблемой их тайного общества, их клуба, их сестринства, она провозгласила:

— Мы больше не будем играть в дурацкие игры. Теперь мы сильнее, чем раньше. У нас есть настоящая власть, и она только наша. Будьте мне верными подругами, и я научу вас тому, чему научила меня Крапива, — она раскинула руки, будто хотела обнять их всех. — Исполнять любые желания!

Так у ведьм появилась королева.

Дневник Касеньки

 1924

За что? За что?? За что. зачтозачтозачто зачтозачтозачто зачтозачтозачто зачтозачтозачто зачтозачтозачто зачтозачто

Далее на страницах дневника можно найти изображения открытого платяного шкафа. Он пустой, и пространство внутри него кажется бездонным. Также встречаются множественные изображения маникюрных ножниц, дверей и ладоней, держащих крапивный лист.

Спустя несколько страниц встречается первый связный текст:

«Мама, забери меня отсюда. Я больше не смогу».

Магда IV

 27 октября 1925

Со мной что-то не так. У меня в голове поселилось что-то лукавое, что-то враждебное. Оно путает мысли, воспоминания. Я уже не уверена в том, что вижу, слышу, чувствую. Реальность, если только она еще реальна, играет со мной в прятки.

Мы с улыбкой крутим пальцем у виска, с легкостью награждаем любые странности тысячью забавных названий. Но когда это происходит на самом деле — с нами происходит, — то руки связаны страхом. Ведь в ответ на крик о помощи эхом вернется только смех.

За неделю, что я провела в лазарете после моего так называемого «приступа», изменилось несколько вещей. Во-первых, полиция нашла Штефана.

Его обнаружили в небольшом городке Оборники, под Познанью. Он успел подрядиться грузчиком в лавку зеленщика и снял комнату в доме старой вдовы. При нем были все документы, и он даже не пытался отрицать свою личность и то, что ранее готовился стать ксендзом и состоял служкой при деревенском костеле.

Но с ним не было ни Юлии, никого даже отдаленно ее напоминавшего. Штефан путешествовал один. Он очень удивился, когда ему предъявили подозрения в похищении и убийстве несовершеннолетней девицы. Причину своего внезапного бегства он не смог объяснить вовсе.

Обо всем этом мне рассказала сестра Марта. Она появилась в пансионе Блаженной Иоанны в сентябре нашего четвертого года, как замена сестре Беате. В отличие от предшественницы, она не считала нужным возиться со старшими девочками. Ее больше интересовала забота о младших и помощь доктору в его лазарете. Ну, и еще немного — домашние наливки, которыми снабжали ее наши кухарки.

Я слушала трескотню сестры Марты, пока она, ложка за ложкой, вливала мне в рот костный бульон. После каждой порции она вытирала острой кромкой ложки мою нижнюю губу и промакивала ее белым полотенцем. Я давно могу есть сама, и бинты мне не мешают, но она так настаивает, а когда сердится, то похожа на грозную гусыню. Поэтому я терплю излишнюю опеку.

Во-вторых, ко мне заходили одноклассницы. Мария и Клара. Так странно — нас осталось всего трое. Как-то сложится наша судьба? Мария притащила мне книгу в замусоленной обложке: «Собор Парижской Богоматери». Она объяснила, что книгу пропустили только из-за названия, в котором есть собор, и ей страшно повезло, что пани Зузак, в тот день досматривавшая сумку, этой книги не читала.

Клара принесла песочное пирожное с приторным яблочным джемом и мой портрет углем. Я на нем совсем на себя не похожа, гораздо красивее, чем на самом деле, но на сердце стало чуть-чуть теплее.